Читатель помнит, что с самых ранних лет Огастесу было предначертано стать служителем церкви. Именно поэтому Мэрайя воспитывала его в такой строгости. Именно поэтому мальчика учили жертвовать собой ради других. Именно поэтому у него отбирали игрушки. Именно поэтому ему не разрешали играть со сверстниками. Именно поэтому тетя Эстер, когда она появилась на сцене, приучала его к трудностям и лишениям и внушала, что удовольствия — ловушка дьявола, и от них следует воздерживаться. Хотя Хейры утратили свои владения и большую часть денег, они сохраняли богатый приход в Хёрстмонсо, и как младший сын Фрэнсиса Хейра Огастес должен был в свой черед занять там место священника. К сожалению, финансовые трудности вынудили старшего брата Огастеса продать право распоряжаться приходом, и поэтому Мэрайя Хейр лишилась надежды увидеть своего приемного сына хозяином в доме, с которым у нее было связано множество приятных и укрепляющих душу воспоминаний, но это не означало, что Огастес должен отказаться от профессии, к которой его готовили. Его происхождение и семейные связи не оставляли ему другого выбора, кроме достойной и прибыльной карьеры священника. Основатель семейного состояния, кроме поста настоятеля собора Святого Павла, занимал еще две епископские должности, один дед Огастеса был епископом Сент-Асафа, а другой — каноником Винчестера, оба его дяди стали священниками, зять Мэрайи, Эдвард Стэнли, дослужился до сана епископа Норичского, а его сын, Артур Стэнли, к тому времени уже был каноником в Кентербери и со временем, несомненно, ему предстояло подняться еще выше. И он действительно стал настоятелем Вестминстерского собора и близким другом королевы Виктории. А еще оставались Стратморы, Рейвенсворты, Стэнли из Олдерли. С такими связями Огастес мог уверенно смотреть в будущее. Доброе старое время, когда разрешалось совмещать несколько должностей, кануло в прошлое, но с его способностями и влиятельными родственниками он просто не мог не продвинуться на церковном поприще.

Еще в Италии Огастес с трепетом объявил Мэрайе, что отказывается принимать сан. Для нее это стало сильнейшим ударом. Со всех точек зрения, и с земной, и с небесной, это нельзя было назвать иначе как глупостью и неблагодарностью. Она проливала горькие слезы. Но, будучи истинной христианкой, что она могла сделать, если Огастес не чувствовал в себе призвания для духовного сана? Она любила его до самозабвения и, видя его решимость, наконец уступила, хотя эта новость разбила ей сердце. Однако, когда они вернулись в Англию и сообщили семье, разразилась буря. Огастеса спрашивали о причинах такого решения, а он не мог привести ни одной, заслуживающей внимания. Он только говорил, что это чуждо ему по духу. Тетя Эстер считала, что Мэрайя должна проявить настойчивость. У него есть религиозные сомнения? Нет. Он вернулся из Италии настоящим протестантом, точно таким же, каким был до отъезда? Если да, то отказ принимать сан можно объяснить лишь желанием провести свою жизнь в праздности и удовольствиях.

Правда заключалась в том, что Огастес был равнодушен к религии. Он скучал на службах, которые его заставляли посещать каждое воскресенье, скучал на долгих невразумительных проповедях дяди Джулиуса, скучал, когда Мэрайя заводила возвышенные разговоры о силе веры. Подпав под влияние религиозного фанатизма сестер Морис, Мэрайя Хейр, ее друзья и родственники отказывали себе в малейших удовольствиях ради спасения души. Во времена нашего знакомства Огастес уже перестал ходить в церковь по воскресеньям, а если и продолжал читать молитвы за общим столом, то скорее в дань семейной традиции.

Тогда встал вопрос о том, чем же ему заниматься. Он смог устроиться на должность секретаря в библиотеку Британского музея и в конце концов, благодаря связям Артура Стэнли, получил от Джона Мюррея заказ на написание «Путеводителя по Берксу, Баксу и Оксфордширу». Эта работа подходила ему идеально, поскольку давала возможность осмотреть множество достопримечательностей и одновременно познакомиться с людьми того круга, куда он хотел быть вхож. Он и в самом деле завел множество полезных знакомств, обнаружил нескольких новых кузенов и останавливался в роскошных усадьбах. Примерно в то же время «Лайм» продали, даже не спросив Мэрайю, и она переехала в Холмхерст, который стал Огастесу домом до конца его жизни. Путеводитель был так хорошо принят публикой, что Мюррей предложил автору самому выбрать графства, о которых тому хотелось бы написать. Он выбрал Нортумберленд и Дарем. Так началась большая серия книг, благодаря которой имя Огастеса Хейра стало известно по крайней мере двум поколениям путешественников в Европе. В отличие от других подобных изданий в его путеводителях полезные сведения перемежались цитатами из Нового завета, отцов церкви, историков, искусствоведов и поэтов. Любознательный охотник за достопримечательностями, наверное, был польщен, прочитав выдержки из Вергилия, Горация, Овидия, Марциала, Светония и даже из такого редкого труда Пруденция, как «Против Симмаха». Огастес делал своим читателям комплимент, оставляя цитаты без перевода, и они этот комплимент, несомненно, оценили.

Однако привычка приводить обширные цитаты из других авторов иногда доставляла ему неприятности. В книге «Города северной и южной Италии» он обильно цитировал историка Фримана, не получив предварительно разрешения, и Фриман обвинил его в бессовестном и наглом воровстве. Это очень задело Огастеса, который считал, что работы Фримана не оценены по достоинству из-за «их напыщенной многословности» и, представив читателям выдержки из его сочинений, он оказывает историку добрую услугу. «Думаю, не стоит говорить, — заметил он в комментарии к этому инциденту, — что я сразу, как только смог, изъял из моих книг все упоминания о мистере Фримане и все цитаты из его работ». Так историк отправился обратно в забвение. Самая злобная и оскорбительная рецензия на книги Огастеса появилась, по его словам, в журнале «Атенеум». В ней его обвиняли в том, что он копирует материалы из путеводителей Мюррея без указания авторов, и в доказательство приводили два предложения, в которых повторялась одна и та же забавная ошибка. На самом деле именно так он и поступал. Но его книги пользовались огромной популярностью. К концу девятнадцатого века вышло пятнадцать переизданий «Прогулок по Риму», пять «Прогулок по Флоренции и Венеции» и по шесть «Прогулок по Лондону» и «Странствий по Испании». Возможно, знакомство Огастеса с Испанией, Голландией и Скандинавией было весьма поверхностным, хотя у него есть книги обо всех этих странах, но Италию и Францию он знал, как никто другой.

В последующие десять лет Мэрайя Хейр и Огастес большую часть времени жили во Франции и Италии. Она много болела, и Огастес самоотверженно за ней ухаживал. В промежутках он вращался в высшем свете, проводил для благородных дам занятия акварелью на пленэре и экскурсии по Риму, во время которых, окруженный толпой восхищенных поклонниц, рассуждал об архитектурных достоинствах и исторической ценности зданий, которые им демонстрировал.

Итальянская мама в то время оказалась в очень стесненных обстоятельствах, отчасти из-за краха банка своего отца, отчасти потому, что адвокат, который вел ее дела, растратил оставшееся. Она умерла в 1864-м. Эсмеральда пережила мать на четыре года. Мэрайя Хейр скончалась в 1870-м. Вскоре после ее смерти у Огастеса возникли серьезные финансовые трудности. Поскольку с приемной матерью его связывали очень близкие отношения, он не верил, что надолго ее переживет. В результате Огастес не предпринял, по собственному выражению, «обычных мер для обеспечения своего будущего», и одно время казалось, ему не останется ничего, кроме Холмхерста и шестидесяти фунтов в год. Он не рассказывал, как разрешилась эта ситуация, но в результате, по-видимому, ее состояние перешло к нему. При этом Огастес горько жаловался, что, не будучи законным наследником, вынужден платить налог в десять процентов со всего унаследованного имущества. Он никогда не распространялся о своих доходах, и поэтому их величина мне неизвестна. Ему хватало средств, чтобы обставить Холмхерст с большим вкусом, постоянно принимать гостей и путешествовать, когда заблагорассудится. Он мог даже позволить себе время от времени терять несколько сотен фунтов на рискованных операциях. Огастес считал себя не профессиональным литератором, а скорее джентльменом, который из чисто альтруистических соображений пишет книги, призванные помочь путешественникам с пользой насладиться красотой природы и искусства. Поскольку он издавал их за собственный счет, они, вероятно, приносили ему значительные суммы.