Вторая его жена, «печальный маленький фантом» – так ее описали мне сестры моего друга Бриггса, – рассыпала прах мужа в заливе возле Мэндерли, как я слышал. Потому что ей представлялось немыслимым поставить гроб Максима рядом с гробом Ребекки? Меня бы это не удивило: притягательная женщина притягивает к себе и после смерти.

Сейчас вторая жена Максима, насколько я знаю, живет в Канаде. Сначала я собирался внести ее в список свидетелей, но потом отказался от этой мысли. Встречаясь с ней несколько раз, я всякий раз находил ее слишком пресной и скучной. Наверное, я был небеспристрастен, так как всегда восхищался Ребеккой. И все же вторая миссис де Уинтер могла знать о смерти Ребекки больше других. Уверен, что Максим доверял ей. Но согласится ли она открыться мне? Скорее ад замерзнет, чем разомкнутся ее уста. И, будучи практичным человеком, я осознавал, что вряд ли сумею отыскать ее следы. По словам осведомленных во всех местных делах старых дев Элинор и Джоселин Бриггс, ни с кем из местных обитателей она не поддерживала никаких отношений. Она отгородилась от всех, уехав в Торонто (или Монреаль?), никому не оставив адреса.

Я снова пробежал по списку взглядом: осталось не так уж много людей, знавших о происшествии из первых рук… Из тех, что остались, часть можно сразу вычеркнуть. Ни малейшего желания общаться с одряхлевшим Фрицем, который из мальчика на побегушках дослужился до лакея, а затем и дворецкого, я не испытывал. Да, он был дворецкий что надо, но лез в чужие дела, и его всезнающий взгляд всегда раздражал меня. Сейчас он жил в доме престарелых и почти наверняка выжил из ума. Тогда почему я внес его в список? Наверное, по той причине, что Теренс Грей особенно интересовался им, сообразил я. Тем хуже для него. В своем списке я вычеркнул это имя тонкой линией. Кто еще?

Во времена Ребекки, когда Мэндерли находился в зените славы, когда каждую субботу дом наводняли гости, существовал штат прислуги, большая часть которой оставалась для нас невидимой, безмолвной и глухой – главные качества хороших слуг, как известно. Многие из них еще живы, и кое-кто продолжал жить в окрестностях Керрита. В отличие от Эванса и его последователей, которые с жадным любопытством выпытывали у горничных, какая мебель стояла в спальне, какие там висели шторы, и так далее и тому подобное, я не считал нужным выслушивать их. Одни горничные были завистливыми гусынями, другие – глупыми сплетницами, которым доставляло удовольствие рыться в чужом белье. Но вот Роберт Лейн… Кое-что он мог знать.

Время от времени мне доводилось сталкиваться с Робертом – в маленьком провинциальном городке это неизбежно. И всякий раз у меня оставалось впечатление, что он славный малый. Он поступил в Мэндерли лакеем, ушел служить во время войны и согласно сведениям моей справочной службы – сестрам Бриггс – уже давно женился и обзавелся четырьмя детишками. Он мазал волосы бриллиантином и работал в баре при отеле «Трегаррон», в нескольких милях отсюда, где всегда останавливались туристы купить сувениры.

Роберт слыл словоохотливым человеком, но разговаривать о серьезных вещах в баре с официантом, который подает тебе виски с содовой… В этом было что-то дурно пахнущее. Кто еще? Мой список подходил к концу. Остались только два человека. На следующем кандидате я задержался чуть дольше: миссис Дэнверс. Весьма необычная особа.

Самый нужный, наверное, свидетель. Самый близкий к Ребекке человек. Но, поколебавшись, я сделал уточнение – все же самым близким человеком была не она. Конечно, миссис Дэнверс лелеяла Ребекку с детства. Но где, когда, при каких обстоятельствах – о том не проведала ни одна душа. Миссис Дэнверс была истеричной особой, это я отметил сразу, едва увидел ее в первый раз, именно поэтому ее свидетельским показаниям нельзя доверять.

Она исчезла из Мэндерли в ту ночь, когда вспыхнул страшный пожар. С тех пор о ней не было ни слуху ни духу. Теренс Грей считал, что миссис Дэнверс еще жива, но с той же степенью вероятности могла и покоиться в могиле.

Таким образом, оставался единственный человек – Джек Фейвел, так называемый кузен Ребекки, довольно гнусная личность, хам и бездельник. Его вышвырнули из флота (как он туда вообще попал – загадка), и он нашел себе теплое местечко нахлебника при Мэндерли, когда стали приглашать гостей, заявившись туда без приглашения, как я полагаю. Я встретился с ним накануне трагических событий в 1928 году, через два года после появления в Мэндерли Ребекки, и мы еще не успели пожать друг другу руки, как он вызвал у меня отвращение. Тогда, увы, я понятия не имел, что пожал руку Немезиде.

Мне всегда казалось, что он обладает какой-то властью над Ребеккой и что это имеет отношение к ее прошлому. Именно он – единственный человек – знал Ребекку в детстве. Наша антипатия была взаимной, и вряд ли мы обменялись даже парой фраз после смерти Ребекки. И еще у меня осталось впечатление, что Ребекка тоже не очень любила своего кузена, хотя репортеры придерживались иного мнения.

Сначала Максим терпел его присутствие и не пытался выставить вон. Но, пьяница, бабник, болтун, Фейвел всегда был нежелательным гостем в Мэндерли. Однако, думается, причины неприязни к нему крылись в чем-то ином – они были значительно глубже.

Ревновал ли Максим свою жену к Фейвелу? Элизабет считала, что да. И не сомневалась в том. Быть может, женщины лучше распознают такие вещи, чем мужчины. Тем более что я сам вообще не ревнив. Думается, при своей несдержанности Фейвел что-то наговорил Максиму о прошлом Ребекки, что наложило на их и без того непростую супружескую жизнь какой-то отпечаток, тянулось долгие годы и в конце концов привело к смерти Ребекки. Атмосфера в Мэндерли все последние годы оставалась напряженной, и даже при всем умении Ребекки ей не удавалось скрыть явные шероховатости. Долго такие вещи утаивать невозможно.

После очередной безобразной пьяной выходки Фейвела Максим выгнал его, но тот продолжал слоняться в округе. У меня создалось впечатление, что Ребекка ссужает его деньгами. И если дело обстояло именно таким образом, то должен был найтись кто-то, кто обязан был предупредить ее.

Когда я заговорил с ней на эту тему (а все, что касалось Фейвела, раздражало меня, и, судя по всему, я говорил слишком напористо), она улыбнулась. Ее всегда забавляло то, как я пытался опекать ее и старался избавить даже от тени неприятностей. Она ответила, что очень хорошо знает, что представляет собой ее кузен. А затем добавила с каким-то загадочным выражением лица (она обладала способностью оставаться одновременно и сфинксом, и озорницей), что, несмотря на все свои недостатки, Фейвел очень щепетилен. Лично я не заметил ни малейших признаков щепетильности у этого типа. Но впоследствии – уже после ее смерти – я начал догадываться, что она могла иметь в виду.

Даже воспоминания о Фейвеле взбудоражили меня, но, поскольку мой врач – пессимист по натуре – советовал мне избегать любых треволнений, я встал и начал ходить по комнате. Призраки прошлого расселись по углам, и Баркер начал рычать на них. Я пытался не обращать на них внимания, но мне это не удавалось. Пришлось снова вернуться к столу. Руки слегка дрожали, когда я поднял листок.

В каком же году я в последний раз видел Фейвела? Когда шло расследование причин смерти Ребекки. Фейвел не желал смириться с выводом: самоубийство. Впрочем, как и я сам. Мне это казалось заблуждением, для самоубийства не было весомого мотива: она не оставила записки. И та Ребекка, которую я знал, никогда не могла покончить с собой. Поэтому я старался найти хоть какую-то зацепку, какое-то разумное объяснение. Я считал, что надо проследить все перемещения Ребекки в тот день, и был уверен, что имеет смысл тщательно все проверить. Но Фейвелу это и в голову не пришло.