–Не рекомендую,– покачал головой Макаренко, поднимаясь со стула.– При попытке освободиться автоматически последует очень болезненный удар током. Ладно. Не договорились, так не договорились. Бывает.

И вместо того чтобы повернуться и направиться к выходу из камеры, зачем-то сделал шаг в сторону.

Я сперва удивился, мол, с чего это полковник исполняет такие странные па,– но удивлялся недолго. Потому что сферическая приблуда под потолком хлопнула, словно бутылку шампанского внутри нее открыли,– и я тут же почувствовал болезненный укол в плечо.

«Вот оно что,– пришла запоздалая мысль.– Макаренко просто в сторону отошел, чтоб ему игла в затылок не прилетела. Знал все заранее, сволочь».

А потом тюремная камера резко поплыла у меня перед глазами… но ощущения, что я вырубился, не было. Я знаю, что такое общий наркоз. Лежишь на операционном столе, пялишься в нависшую над тобой хирургическую лампу – и вдруг тебя трясут за плечо и ты слышишь над своей головой голос медсестры:

–Просыпаемся, все закончилось, мы уже в палате.

Сейчас было похожее. Смена кадров. Камера чуток сползла, словно на картину, нарисованную нестойкой краской, плеснули водой,– и вот я уже сижу не на относительно мягкой кровати, а на чем-то твердом. При этом у меня перед глазами колыхалось плотное марево, какое бывает после того, как в пространстве захлопнется «кротовая нора»– межпространственный портал, который можно прорубить моей «Бритвой» либо особыми артефактами, которые очень редко можно найти в Чернобыльской Зоне.

Сознание тоже слегка плыло – ну точно как после наркоза. Тем не менее я успел разглядеть в том уже рассеивающемся мареве два темных удаляющихся силуэта.

«Меня принесли сюда,– пришла вялая мысль,– через межпространственный портал. Только понять бы куда».

А сквозь стремительно рассеивающееся марево уже проступали очертания чего-то очень большого и смутно знакомого. Еще бы немного резкости в плавающей картине мира, которую можно вернуть, сильно сжимая и разжимая веки. Еще бы немного прозрачности в исчезающем зыбком очертании «кротовой норы»…

И тут пришло узнавание! Да так пришло, что ко мне мигом вернулась четкость восприятия окружающего мира, и силы откуда-то появились в теле, после наркоза похожем на студень, растекшийся по старой уличной лавке, на которую меня высадили два типа, уже наверняка вернувшиеся туда, откуда пришли…

Метрах в двухстах от меня, подсвеченное кровавыми лучами восхода, стояло знаменитое колесо обозрения. То самое «чертово колесо», которое должно было быть запущено первого мая тысяча девятьсот восемьдесят шестого года – но так и осталось неподвижным, так как за пять дней до торжественного запуска аттракциона произошла авария на Чернобыльской электростанции.

Можно было, конечно, усомниться – может, это не то колесо? Мало ли в мире ржавых аттракционов такого плана?

Но сомнений не было, и тому было ровно шесть причин. А именно – с кабинок «чертова колеса» свисали шесть трупов в узнаваемой красно-черной униформе группировки «Борг». И не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять, зачем бойцов группировки повесили именно так. Показательная казнь, в результате которой мертвецов развесили на самом видном месте города Припять. Чтоб другим неповадно было.

И развесили мертвецов на колесе, конечно же, бойцы группировки «Воля», примерно такой же по численности и вооружению, как и «Борг». Уже много лет эти две наиболее крупные банды делят в Зоне сферы влияния, планомерно выпиливая личный состав друг друга. Ибо делить на зараженных территориях есть чего.

Прежде всего это, конечно, артефакты – отходы производства соседней вселенной, которые ее жители, прозванные нами «мусорщиками», постоянно вываливают в Зону, словно на свалку. В нашем мире эти артефакты весьма ценятся за их свойства и являются желанным хабаром для сталкеров, готовых рисковать здоровьем и жизнью ради наживы.

При этом здесь, за кордоном, много и других источников нелегального дохода. А именно:

–части тел редких мутантов, за которые можно получить хорошие деньги у ученых и врачей;

–захоронение опасных, в том числе и радиоактивных, отходов, нелегально поставляемых в Зону с Большой земли;

–наемничество – например, когда у боргов или «Воли» начинаются проблемы с численностью личного состава, они бегут к наемникам, чтобы экстренно заполнить бреши в строю свежим отмороженным мясом… Даже группировка специальная есть, наймиты,– пожалуй, самая богатая в этих местах. И самая жестокая – профессия обязывает;

–ну и, конечно, торговля. Торговцы в последнее время в Зоне встречаются довольно часто, больно уж бизнес прибыльный. И купить у них можно что угодно, от охотничьих спичек до шестиствольного гранатомета, только плати. На этом «только плати» вся Зона и держится. Как и весь мир, кстати, которым правит единый и вечный Закон хабара. Все покупается и продается – не только барахло, но и жизнь, совесть, любовь, смерть. Только плати, если чего-то из перечисленного тебе не хватает. Или продай, если что-то из купленного или же случайно полученного даром потеряло для тебя цену…

Все это пронеслось у меня в голове за пару секунд, пока я осознавал очевидное: да, я снова в Зоне. Это просто старая и хорошо известная инфа в мозги прогружалась, которая отошла на второй план, спряталась на чердаке подсознания, пока я наводил шороху в Японии.

А еще я параллельно оценивал, с какой снарягой меня в Зону закинул гребаный Комитет по предотвращению критических ситуаций. Мало того, что даже шмот приличный не дали, впихнули мою тушку в старый, видавший виды костюм группировки «Воля», так еще лишь пистолет Макарова в карман сунули даже без запасного магазина. Ну, спасибо, полковник Макаренко, век не забуду. И если выживу, непременно навещу тебя для задушевной беседы, помяни мое слово.

И вывод из всего этого следующий: чтобы выжить при существующих раскладах, мне придется очень хорошо постараться. Потому что позади меня стрекотали автоматные и пулеметные очереди, слышались хлопки разрывов гранат и крики раненых. Причем звуки боя явно приближались – кто-то стремительно атаковал кого-то, не считаясь с потерями. И с минуты на минуту эта резня должна была выкатиться на площадь аттракционов города Припять, где я восседал на одинокой скамейке, созерцая проржавевшие конструкции. Пока что от нападающих и обороняющихся меня скрывала стена кустов с хилой желтой листвой, но это было ненадолго. С минуты на минуту бой переместится сюда, а тут я такой со своим «пээмом»– здрасте, вы ко мне?

Наконец предельно ясно осознав происходящее, я вскочил со скамейки и ломанулся через площадь, подгоняемый шальными пулями, пару раз свистнувшими над моей головой. Знакомый звук, который очень хорошо стимулирует к поиску надежного укрытия.

Но о надежности говорить не приходилось, потому пришлось обходиться тем, что есть. А именно: рядом с колесом обозрения находилась старая карусель, гораздо более удобная для повешения неугодных, но никто этим удобством не воспользовался. Просто карусель облюбовали развесистые гроздья «мочала», к которым лучше без надобности не приближаться. Но мне надо было где-то укрыться от приближающегося боя, потому я особо привередничать не стал – забежал за карусель и присел за занавеской из аномальных образований, действительно похожих на старые, местами рваные мочалки. Говорят, что аномалии на мутантов менее агрессивно реагируют, чем на людей. Так что самое время проверить, насколько я мутант и как много осталось во мне от человека.