Кто вы вообще такие? Мы уже никогда не узнаем, кем вы были, ибо мы воспринимаем вас, даже после вашей смерти, только как группу из четырех человек, как четыре закутанных в саван фигуры, в которые мы воткнули жало нашей историчности. В доказательство того, что наш яд якобы был совершенно не ядовит и биологически способен к расщеплению. Свободных мест нет, говорит кондуктор. Все занято. Мы остаемся на этой почве. Прошу, больше не входите!

Одна из ожидающих в очереди (вынимает из своей сумки с вязаньем маскарадный костюм, изображающий животное, и с трудом натягивает его на себя, не переставая при этом говорить). Почему вы не можете взглянуть на это человечнее? Или хотя бы сказать по-человечески, чтобы всем нам было понятно. Почему вы ничего не говорите, например, о великолепной мессе, которую самолично отслужил наш епископ с несколькими другими епископами, этими любимыми созданиями Господа с докторскими степенями, в присутствии высоких и высших носителей светской власти? Это было просто супер, экстрасупер! Очень душевно! За ее ходом можно было следить даже по телевизору. Покойникам были полностью и без остатка отпущены все грехи. Более того, их наградили еще кое-какими грехами! А на доске, к которой в правом углу была весьма оригинально и ловко прибита более короткая доска, один из наших старейших и любимейших профессиональных спортсменов делал, уединившись, свои упражнения, хотя на этот раз и он выступал в роли предшественника, как, впрочем, и большинство из нас, то есть без конкуренции. Пожалуйста, пусть камера на минутку задержится на нем! Бог ты мой, до чего же здорово!

Черт возьми! Как он висит и как выдерживает это положение! Просто не верится! Пожалуйста, вы можете спокойно положить руку на его набедренную повязку. А это потник, нет, не этот, а вон тот, с колючками, а может, это платок или что-то еще? Нет, не там, на голове, разве вы не видите?

Итак, я читаю вслух на полном серьезе: все это произошло не для того, чтобы превратиться в ничто, в конце концов, расстояние до Ничто каждый из этих четырех мертвецов уже преодолел с лучшим для себя временем. А наоборот, для того, чтобы их и наша открытость открылась самому худшему, а самое худшее, чему могут открыться эти парни, — все те же камеры, направленные на покойников камеры австрийского радио ORF и многих других, бесконечно толкующих о конечном, станций. Эти камеры сияют ярче, чем наши глаза, когда мы с легким сердцем отделываемся от всего этого.

К тому же камеры попеременно нацелены то на гробы, то на вышеназванного предшест… э-э… лидера-сноубордиста на новой доске, вам надо обязательно на ней покататься. Это доска, на которой можно катиться не только вниз, но одновременно вправо, влево и даже вверх! Потому что поперек нее приделана еще одна доска. Ясное дело, вам придется прочно прибить себя к ней, если не хотите тут же полететь кувырком!

Покупательница (вытаскивает из вязаного кармана деньги и кладет на прилавок. Говорит на ходу). Мир счастливых совсем не похож на мир несчастных. Как и в смерти, мир не меняется, а прекращается. Смерть — это не событие в жизни.

Смерть не переживают. Это, уважаемые покойники, должно послужить вам неким утешением, я говорю так только потому, что вам сейчас тяжело приходится в ваших домиках, на которые падают крупные теплые хлопья снега. Земля размягчена. Ваши убийцы могли бы в полном смысле слова увязнуть в вашей крови, господин Хорват, господин Хорват, господин Саркёзи, господин Симон!

Как, вы хотите, чтобы о вас скорее забыли, господа почившие? Давайте и дальше искать белый «Фольксваген-гольф» второй серии с молдингами фирмы «Бург» и номерными знаками района Хартберг, Штирия. Но таких ведь тысячи! Здесь не найти того, кто не хочет быть найденным! Здесь найдут любого, кто не скрывается. Вы же знали еще при жизни: к вам, дорогие усопшие, будут присматриваться в первую очередь, а вдруг вы засунули к себе в карманы кости своих отцов и братьев? Говорят, у вас в обычае все засовывать в карманы, я хочу сказать, вы делаете это как будто по внутреннему побуждению!

Теперь ваши кости наконец-то освящены! Лучше поздно, чем никогда. Да, теперь это благословенные кости, кто бы мог подумать, о Господи, я недостойна войти под кров твой! Нет-нет. Их кости не должны быть разбросаны где попало! Мои дорогие покойники, как бы это выглядело! Вон там стоит ведро. Кости нельзя бросать в контейнер с отходами, о них можно порезаться или от них заразиться. Сразу за этим забором начинается Азия. Там вы найдете значительно больше болезней.

Покупатель (доверительно). Мы вообще настолько своеобразная порода людей, что скоро снова начнем вызывать отчуждение. Мы убиваем людей, чтобы воздух в нашем лесу стал чище. Свой мусор мы собственноручно разбираем и складываем в три разных контейнера.

Дорогие ничейные покойники! Мы ведь вам показали, кто здесь хозяин, почему же вы его не взяли, пока еще было время? Теперь порядок наведен. Кто сражается на границе, тот всегда одинок. Вы, мои дорогие покойники, находитесь теперь под нашей защитой, причем исключительно для вашей же безопасности. Мы стоим на трупах, теперь к ним добавились еще четыре, чтобы нам не растренироваться. Ну, и где мы сейчас находимся? Куда нам идти? На братскую могилу придем или куда-нибудь еще? Наша жизнь так же бесконечна, как, в известной мере, безгранично поле зрения с того места, на котором мы находимся. Отсюда видны бескрайние просторы Азии. Слева от нас Альпы. Наше право на подлинность не подлежит сомнению, к чему тогда эти вопросы о правде? Годы уходят. Каждый молчит о чем-то другом.

Мясник (соглашаясь). Тусклые голоса терзают из глубины: ни слова, ни вещи, название того и другого в тебе удобно как для падения, так и для полета, чудесное достижение этого мира. Мне оно ни о чем не говорит. Ему бы надо быть чуть масштабнее.

Другой покупатель (обращаясь к следующему; они прочно пришивают себя друг к другу). Этого и в самом деле не нужно было устраивать. Излагать нам неприятное дело неприязненными словами. А я стою тут и вспоминаю о фирме глазной оптики «Revue», о том, как она изъявила готовность изготовить для меня, молодого человека, бесплатно новые очки, когда меня обокрали в метро. Правда, позднее выяснилось, что я уже заказал в этой фирме очки. Две дамы и три господина сердечно приветствовали меня в филиале фирмы на улице Грабен, что на углу Кертнерштрассе, и подарили мне стекла для очков. А женщина-коммерсант, та, что была готова оплатить мои очки, теперь хочет подарить мне, молодому человеку, кошелек, точно такой же, какой у меня украли. В нем будут и карманные деньги. Я ей так благодарен! (Обращается к мяснику.) Взвесьте мне еще немного воздуха с мясом, благодарю и вас! Нет, так много не надо, взвесьте ровно столько, сколько понадобится для последнего вдоха. Остаток отправьте на воздушный лицевой счет в банке. Накоплю и куплю себе новый внедорожник.

Покупательница. Вы нас одарили и завернули в вязанье, мои дорогие жертвы! Вас могло бы быть и чуть больше. Здесь истлело целое поколение, теперь добавились еще четверо новеньких, и ничего, никакого запаха. Не бойтесь, это место всего лишь игра. Итак, вперед, марш в последний путь! А мы споем по свободно выбранным ароматным нотам. Запаха тления не чувствуется, вероятно, потому, что туда положили виннокислый калий. Такое впечатление, будто это детей уложили спать, так мирно вы лежите, уважаемые покойники! На кладбище вас одарят на несколько минут праздничным, совершенно чистым, очищенным воздухом. Уважаемые мертвецы, сейчас вас опустят вниз — и все, крышка! Нас просто тошнит от бедности и напастей. Так что не робей, знай себе богатей! А ваше место, дорогие покойнички, там, внизу. Устраивайтесь поудобнее! Вот так! Красивая музыка, цыганская скрипка. Всхлипы! Единственные наши успехи — выигрыши при игре в роббер. Если рвется бумага, тут же вылезает наружу наша ослепшая потерянность, долго уверявшая нас, что мы якобы снова существуем. Неправда! Нас нет, потому что теперь и вас нет, дорогие покойники! Но несмотря на это — или благодаря этому? — мы и дальше можем позволять себе все, что захотим!