свет, Я больше читаю по утрам и вечерам, чем в середине дня. Я читаю без очков. Я читаю, держа текст в тридцати сантиметрах от глаз. Я вполне вчитываюсь примерно к пятой минуте. Я предпочитаю читать без обуви и штанов. Вечером, когда в небе полная луна, меня охватывает беспричинная радость. Я не читаю на пляже. На пляже я начинаю скучать, потом привыкаю и уже не способен уйти. Девушки не так возбуждают мое желание на пляже, как в библиотеке. Я люблю музеи в частности за то, что они меня утомляют. Я не пророчествую. Я предпочитаю, в порядке убывания, плавать в море, в озере, в реке, в бассейне. Я плавал в каньоне Гардон недалеко от Коллиа, плоские и гладкие скалы окружают там реку, которая спокойно течет при умеренной температуре, я поднялся на триста метров вверх по течению и вернулся назад, приложив не больше усилий, чем при ходьбе, все было как во сне, солнце освещало оранжевую скалистую стену, я видел все далеко вокруг, эхо повторяло мои слова. Я не собираюсь идти в кино. Я занимался любовью, стоя на крыше замка Тараскон, во время вернисажа выставки Андре-Пьера Арналя. Я занимался любовью на крыше тридцатиэтажного дома в Гонконге. Я среди бела дня занимался любовью в общественном саду в Гонконге. Я занимался любовью в туалете скоростного поезда Париж — Лион. Я занимался любовью перед друзьями на исходе сопровождавшегося обильными возлияниями обеда. Я занимался любовью на лестнице на проспекте Жоржа Манделя. Я занимался любовью с девушкой на гулянке в шесть часов утра, за пять минут до этого без всяких околичностей спросив ее, не хочет ли она. Я занимался любовью стоя, сидя, лежа, на коленях, вытянувшись на левом или правом боку. Я занимался любовью вдвоем, втроем и поболее. Я курил гашиш и опиум, закидывался колесами, нюхал кокаин. Меня дурманит скорее свежий воздух, чем наркотики. Я выкурил свой первый косяк в четырнадцать лет в Сеговии, мы с приятелем купили «шоколада» у патрульного военной полиции, у меня был приступ смеха и я ел листья оливкового дерева. Я выкурил несколько косяков в стенах коллежа Станислава, когда мне было пятнадцать. В семнадцать я без прав отвез обратно в Париж на машине родителей девушку, проведшую со мной часть ночи. Девушка, которую я любил больше всего, ушла от меня. Я ношу черные рубашки. В десять лет я отрезал себе палец мельничным жерновом. В шесть лет сломал нос, когда меня сбила машина. В пятнадцать содрал кожу с бедра и локтя, упав с мопеда, когда решил бросить вызов улице и, выпустив руль из рук, стал смотреть назад. Я сломал большой палец, катаясь на лыжах, после запланированных десяти метров полета я приземлился на голову и, встав на ноги, увидел, совсем как в мультфильмах, как в воздухе вращаются по кругу деньрожденческие свечи, прежде чем упасть без сознания. Я не занимался любовью с женой своего друга. С интернетом я стал телепатом. Я не люблю, как звучит в поезде семья. Мне не по себе в комнате с маленькими окнами. Мне любопытно, как занимаются любовью толстяки. Мне сразу становится хорошо наверху небоскреба. Я не смог бы жить на первом этаже или антресоли. Чем выше этаж, тем лучше мне живется. Бывает, я осознаю, что несу тягомотину, тогда я замолкаю на полуслове. Я полагал, что лучше работаю ночью, чем днем, пока не купил черные шторы. Я использую створки первой мидии, чтобы выковыривать остальных. Я могу обходиться без телевизора. Обожаю говорить «пульвер» вместо «пуловер». Не могу разобраться, кто меня смущает больше, ставший политиком комедиант Рональд Рейган или ставший комедиантом политик Бернар Тапи. У меня была идея выставки, развеска которой начиналась бы через четыре дня после вернисажа, во время какового все пришедшие были бы сфотографированы и предстали бы в экспозиции. Если я плохо спал, то начинаю неровно дышать. По-моему, творцы мира из тех, кто не верит в реальность, примером чему из века в век служат христиане. Тот факт, что я не хочу ничего менять, отнюдь не означает, что я консерватор, мне нравится, когда все меняется без моего участия. Не знаю, соответствуют ли мои фантазмы моим возможностям. Я провел два лета в красном грузовичке. Мне не нравится виртуозность, она смешивает искусство и геройство. Я подумал одновременно: «Надо бы научиться играть на тромбоне» и «муравьиная падаль». Если я встаю рано, день кажется мне длиннее, чем если бы я встал поздно, хотя я бодрствую ничуть не дольше. Курение занимает слишком много времени. Выпивка помогает мне заснуть, но мешает спать долго. От выпивки у меня поутру трещит голова. Я предпочитаю костюмированные фильмы про будущее костюмированным фильмам про прошлое. Мой стиль в большей степени определяют идеи, нежели слова. В машине я смотрю на то, что появляется в ветровом стекле, как на кинематографическую съемку. Возможно, я пишу эту книгу, чтобы больше не надо было говорить. Я купил квартиру у улыбчивого мошенника. Я не объясняю. Не обосновываю. Не классифицирую. Я хожу быстро. Я не называю людей, о которых рассказываю, тому, кто их не знает, пользуясь, несмотря на все неудобства, абстрактными перифразами вроде: «тот малый, чей парашют спутался при прыжке с другим парашютом». Утром я еще полчаса лежу в темноте, после того как прозвонил будильник. По мне лучше ложиться спать, чем просыпаться, но лучше жить, чем умереть. Я не отвечаю на обидные замечания, но не забываю их. Некоторые персоны утомляют меня через несколько мгновений, поскольку я знаю, что скоро они нагонят на меня скуку. В Версале, штат Нью-Йорк, я сфотографировал семидесятипятилетнего мужчину, который носил черные очки, каскетку, белую футболку в пятнах под двухцветной рубашкой с закатанными рукавами фирмы Dickies, потрепанные джинсы и высокие черные башмаки, он был печален и прекрасен, как я узнал позже, его звали Эдвард Ли, почти как меня. Мне показалось, что я увидел, проезжая по дороге, дорожный указатель, гласящий «Клиника сыров», я не понял, пекутся ли там о сырах или лечатся сырами. На дороге меня может нагнать и перегнать тень облаков. Я смотрю, как натеки гудрона исчезают под капотом автомобиля этаким лакричным серпантином. Я нахожу, что худые выглядят молодо. Я ощущаю себя скорее жертвой современной музыки — не потому, что она современна, а потому, что агрессивна. Мне подходит кое-какая неагрессивная музыка Лигети, Кейджа, Мессиана, Лютославского, Пендерецкого, Адамса. Мне нравятся разговоры, которые можно прервать, не проявляя невежливости: телефонные, с соседями по лестничной