Почтенный Лян по-прежнему добросовестно выполнял свою работу. Юй приехал к нему на автобусе, чтобы уточнить некоторые детали.

– Детектив Юй, я вам дам кое-какую информацию об Инь, – сказал Почтенный Лян, – и еще сведения о местности.

– Это хорошо.

– Инь переехала в переулок из институтского общежития где-то в восьмидесятых годах. Точной причины переезда я не знаю. Одни говорят, что она не ужилась с соседями по комнате, другие утверждают, что из-за популярности ее романа руководство института решило улучшить ее жилищные условия. Этими небольшими улучшениями было предоставление ей маленького помещения, образованного изгибом лестницы. По крайней мере, это был персональный закуток, где она могла, уединяясь, читать и писать. Для нее это было достаточно.

– Никто в полицейском отделе не связывался с вами относительно ее переезда в переулок?

– Мне известна вся ее политическая подоплека, но никаких специальных инструкций я не получил. Иметь дело с диссидентом нужно аккуратно. Все, что я могу сделать как участковый, – это обеспечить высокую бдительность и предоставить любую информацию от ее соседей. Домком ничего не предпринял. Все, что связано с диссидентами, слишком сложно для нас. Мы относились к ней так же, как и к любому жителю в переулке.

– Какие у нее были отношения с соседями?

– Не очень хорошие. Когда она впервые переехала сюда, соседи не заметили ничего особенного, кроме того, что, как преподаватель университета, она писала книгу о культурной революции. У каждого был свой собственный опыт в этом национальном горе. Никто не хотел говорить об этом.

Когда о ее книге стали известны подробности, некоторые люди стали проявлять к ней интерес. Это душещипательная история, из-за которой, после всех этих лет, она осталась в одиночестве. Некоторые соседи жалели ее, но она так ни с кем и не поладила. В своей комнатке, помешанная на молчании, она тайком зализывала свои раны.

– Да, это понятно. Ее горе было личным и, возможно, слишком болезненным, чтобы говорить о нем.

– Невозможно жить в домах старого стиля, не находясь в постоянном контакте с соседями, ежедневно и ежечасно, – сказал Почтенный Лян, отхлебывая чай.

– Некоторые говорят, что шанхайцы – прирожденные хитрецы и торговцы. Это не так, ведь здешним людям приходится жить в такой тесноте. Как говорят старики, «лучше близкие соседи, чем дальние родственники». Но казалось, что Инь намеренно отдаляется от соседей. В конце концов, повозмущавшись, они стали относиться к ней как к чужой. Ланьлань, одна из ее соседок, говорила по этому поводу: «Ее мир не здесь».

– Возможно, она была слишком занята работой, чтобы заводить друзей, – предложил Юй, украдкой взглянув на часы. Почтенный Лян походил на его отца, Старого Охотника, в одном: оба они были неутомимыми болтунами, отклоняясь порой от темы. – Вы общались с ней напрямую?

– Да, когда она пришла прописываться. Она была неприветлива, даже немного враждебна, как будто я был одним из тех, кто бил Яна в те дни.

– А вы читали роман?

– Не весь, ведь некоторые отрывки печатались в газетах и журналах. Знаете что, – продолжил Почтенный Лян, – некоторые читатели, несомненно, были в ярости от того, что она написала, будучи сама во главе хунвейбинов и делая то, что она относила к единственным «геройским поступкам» во имя революции.

– И какова же была реакция ее соседей?

– Я думаю, что не многие читали ее книгу. Хотя, может, и читали. Это то, что я знаю из собственного расследования.

– Вы основательно поработали, Почтенный Лян, – поблагодарил старика Юй. – Пойдемте сейчас к ней.

Следователь Юй стоял перед дверью из массива дуба, выкрашенной в черный цвет, и стучал блестящим медным дверным кольцом, какие еще остались в домах, построенных в стиле шикумэнь.

– В доме два входа, – пояснил Почтенный Лян. – Входная дверь может быть заперта изнутри. Обычно дверь закрывают после девяти часов. Есть еще черный вход, который ведет к маленькому переулку.

Это объяснение совсем не нужно было Юю, который не сказал Почтенному Ляну, что сам живет в таком же здании уже многие годы, но ему было очень интересно послушать. Он пересек внутренний дворик, вошел в общую кухню и увидел втиснутые в пространство железные варочные плиты для семей, казалось, в тысячу, если не более, человек, их котелки и кастрюли висели на стене. Всего Юй насчитал пятнадцать плит. В конце кухни была лестница, которая отличалась от лестницы в его доме и выглядела еще одной комнатой, вписанной в лестничный проем. Площадку над кухней между первым и вторым этажом, которая называлась тинцзыцзянь, все считали самым неудачным помещением в доме стиля шикумэнь.

– Давайте поднимемся в комнату Инь. Будьте осторожны, следователь Юй, ступеньки очень узкие. Это не случайное совпадение, – продолжил Почтенный Лян, – многие писатели жили в тинцзыцзянях в тридцатых годах. Я припоминаю, что так называемый термин «тинцзыцзяньская литература» как раз о писателях, творивших в нищете. Здесь до 1949 года жил известный писатель, правда, имени его я не помню.

Юю также не удалось вспомнить его имени, хотя он был уверен, что слышал о нем. Он удивлялся, как можно было сосредоточиться, когда люди ходили все время туда-сюда.

– Вы, наверное, много читаете, – сказал Юй, убеждая себя в том, что имеет дело не только с откровенным болтуном, но и человеком, уходящим от темы.

Дверь была опечатана. Почтенный Лян уже нацелился сорвать бумажку, но неожиданно услышал просящий голос одного из жильцов:

– Товарищ Лян, вы должны помочь нам. Этот бессердечный человек уже более двух месяцев не дает нам ни единой монеты.

Юй догадывался, что речь идет о семейных дрязгах. Это всегда раздражало его.

– Вам не нужно меня сопровождать, Почтенный Лян, – сказал Юй. – У вас полно дел, а это потребует времени. Нам нужно будет встретиться в домкоме. Организуете?

– Что, если в двенадцать в отделе? – предложил Почтенный Лян. – Но прежде чем мы расстанемся, следователь Юй, я дам вам более подробный отчет о картине преступления. Здесь три страницы.

Юй начал просматривать отчет, стоя на площадке и наблюдая за тем, как Почтенный Лян уже растворяется среди варочных плит общей кухни.

В первоначальных сведениях, которые он просмотрел еще в автобусе, картина преступления была описана одной фразой «полностью уничтожено». Значит, в момент обнаружения тела Инь в комнате почти ничего не осталось нетронутым. Помощник, работавший с доктором Ся, пришел снять отпечатки пальцев, но сказал, что из многочисленных следов и пятен на поверхности сложно будет выявить настоящий след преступника.

Вот что говорилось в отчете. Утром 7 февраля Ланьлань, проживающая в конце западного крыла на втором этаже, в шесть часов сорок пять минут вернулась с рынка. Она поднялась наверх и прошла мимо двери Инь. Обычно дверь была крепко закрыта. Всем было известно, что Инь ходит рано утром на гимнастику тайцзи в городской парк и не возвращается до восьми часов. В то утро ее дверь была слегка приоткрыта, и, хотя это было не ее дело, все же ей показалось это странным, свидетельствовала Ланьлань. Она нагнулась, чтобы завязать шнурок на ботинке, и украдкой заглянула в щель, где увидела что-то похожее на перевернутый стул. Она постучала, подождала минуту или две, прежде чем войти, и обнаружила Инь, лежащую на полу. Недалеко от ее лица лежала белая подушка. Видно, с больной случился обморок и она упала с кровати, подумала Ланьлань.