Во дворце нас встречал целый построенный парадными колоннами кавалерийский полк. Всадники одного из его эскадронов были вооружены пиками. Лучше коней, чем те, на которых восседали всадники этого полка и нашего эскорта, я не видел ни разу в жизни. Во внешнем дворе находилась гвардия, состоявшая из громадного роста чернокожих сенегальцев в коротких белых гетрах, красных мундирах с красными кожаными портупеями и такого же цвета фесках. Там же был и оркестр в точно такой же форме, игравший национальный гимн Марокко и «Марсельезу».

К нам вышел великий визирь или муфтий и проводил нас во внутренний двор, где процессию возглавили два очень пожилых господина, опиравшиеся на посохи, совсем как старцы в постановках на библейскую тему. У каждого из них имелся на спине патронташ и висела на боку длинная кривая сабля в ножнах из красной кожи.

Вестибюль перед тронной залой и ее саму наводняли сановники различных уровней; те из них, которые размещались ближе к трону, были главнее тех, кто находился дальше от него. Наиболее значительные, занимавшие места у самого возвышения, где на своем престоле восседал султан, показались мне симпатичными ребятами; правда, все они были очень старыми и очень толстыми.

На сей раз при султане находился кронпринц — один из его сыновей в возрасте четырнадцати лет, — который сидел в первом кресле; Ногэ занимал второе, а я — третье. В прошлый раз в первом кресле сидел я, а Ногэ, как и теперь, во втором; данное распределение мест показалось мне довольно символичным. Затем генерал Ногэ зачитал на французском языке пространную речь, которую великий визирь, имевший при себе копию, перевел на арабский. После этого визирь вручил султану текст его собственного ответного спича, который тот и зачитал, а визирь, держа в руках бумагу с текстом, перевел на французский.

Слушая тексты речей, я все больше и больше проникался уверенностью в том, что Соединенным Штатам отводилась крайне незначительная роль. Когда Ногэ закончил говорить и отошел от возвышения, я, не спрашивая ни у кого разрешения, вышел вперед и взял слово. Насколько я могу помнить, сказал я следующее:

— Ваше величество, как представитель великого президента Соединенных Штатов и командующий огромными военными силами на территории Марокко, я хочу выразить радость руководства моей страны по поводу празднования пятнадцатой годовщины вашего вступления на престол ваших досточтимых предков. Мне также хотелось бы заверить вас в том, что коль скоро подданные вашего величества будут сотрудничать с французским губернатором в Марокко, а также сотрудничать с нами, облегчая выполнение стоящих перед ними задач, все мы с Божьей на то помощью вскоре одержим убедительную победу над нашим врагом — гитлеровской Германией.

У меня нет сомнений в том, что ваше величество и французский губернатор в Марокко разделяют мое мнение. При том согласии, которое царит между нами, нет и не может быть сомнений в том, сколь прекрасное будущее нас всех ожидает. Мою веру в лучшее подкрепляет память о том жесте со стороны предшественников вашего величества, которые пожаловали нашему знаменитому президенту Джорджу Вашингтону здание, где теперь размещается американская миссия в Танжере. Насколько мне помнится, со времен великого Вашингтона дружба и взаимопонимание наше с французами были столь же глубокими.

Пользуясь случаем, мне хотелось бы засвидетельствовать вашему величеству мою признательность за ту неоценимую поддержку, которую ваши подданные оказывают американцам, а также уже во второй раз выразить мою высокую оценку уровню подготовленности солдат вашего величества и их дисциплине.

Вот кое—что интересное, касающееся лично султана. По законам страны, ему полагалось носить усы и бороду, в то время как сам он предпочел бы в данном вопросе придерживаться европейской моды. Поскольку с выбритыми щеками ходить ему было нельзя, он, уж не знаю как, маленькими ножницами или бритвой, добивался того, что на его лице оставалась растительность длиной не более полутора сантиметров. Еще для него существовал запрет на ношение европейской одежды, однако, как уверяли некоторые наши и многие французские офицеры, им приходилось видеть его разъезжающим в окрестностях дворца без охраны в английском костюме для верховых прогулок. Я был уверен, что султан говорит по—французски, и почти уверен, что он владеет также английским. До меня доходили слухи, что в свое время он под чужим именем закончил Оксфорд.

На послеполуденном чаепитии в честь годовщины воцарения султана присутствовали все, кто имел хоть какое—то значение при дворе. Поскольку сам я остаться на нее не мог, то попросил присутствовать вместо меня генерала Хармона. Во время церемонии раздались какие—то крики, потом прогремело два выстрела. Султан попросил прощенья у собравшихся и с достоинством удалился. Когда он через довольно непродолжительное время вернулся, генерал Ногэ поинтересовался у него, что же произошло. Как сказал султан, одной из пантер в вольере удалось, сделав превосходный прыжок длиною в шесть метров, покинуть его и через дыру пробраться на территорию гарема. Там животное принялось терзать одну из женщин, но охранник застрелил его. Женщина почти не пострадала, если не считать раны на шее, впрочем, это не имело особого значения, поскольку она была даже не женой, а всего лишь наложницей. Если не считать данного происшествия, церемония протекала нормально.

Древние касба, или крепости—форты — весьма любопытны и представляют собой серьезные препятствия на пути наступающих войск. Их довольно много в этой стране, особенно в горах. Данные укрепления снабжены типичными для средневековой архитектуры смотровыми щелями и выступающими вперед башнями, расположенными по всему периметру стен и отстоящими друг от друга на сто пятьдесят — двести метров. Некоторые из таких стен достигают в ширину трех метров.

Поговаривают, что иные форты строились еще в античную эпоху римлянами, но, насколько я могу судить, они не настолько древние. Крепость под названием Пор—Лиоте оказалась крепким орешком, она держалась против нас в течение трех дней и пала, когда за дело взялись 105–миллиметровые пушки самоходок, пробившие бреши в стенах. В образовавшиеся проломы устремились наши ребята из 2–го батальона 60–го пехотного полка[14]с гранатами и винтовками. Крепость выдержала огонь шестидюймовых корабельных орудий, обстрел из мортир и налеты пикирующих бомбардировщиков, но не устояла перед напором пехоты с ее легким стрелковым оружием и осколочными гранатами. Я особенно не выяснял, уцелел ли кто—нибудь из гарнизона, хотя сомневаюсь, что кому—то посчастливилось остаться в живых. В рукопашной схватке у солдата нет времени на размышления, он стреляет в упор или колет штыком, стараясь убить как можно больше солдат противника, чтобы они не убили его.

Ввиду того что купить в Марокко практически ничего нельзя, деньги заметно упали в цене, по этой причине трудно нанимать людей за плату. Для тех, кто готов помогать нам, мы договариваемся об организации продажи по низким ценам товаров, которые более всего пользуются спросом у арабов: сахара, чая, риса, кофе и мануфактуры. Мы платим арабам франками и, таким образом, возвращаем доверие к деньгам.