class="stanza">

Так жалок, одинокий и хромой,

на вате шапка летом и зимой,

Что дразнят ребятишки «серый Волька».

Когда б видали эти пацаны,

какой он был, вернувшийся с войны:

два метра росту. А медалей сколько!

Гармошка, кудри. Гвардии матрос.

И девочки, влюблённые до слёз.

Куда всё подевалось, интересно?

Жизнь кончилась. Осталась маята:

как маятник, один: туда-сюда…

А стрелки зацепились. И ни с места.

Начало времени

Ни шпаги от Дюма, ни карт от Жюля Верна.

Всё сон припорошил. (Смешной романтик, спи!)

И уползает в тень портовая таверна,

как усмирённый волк на якорной цепи.

Усталый пианист с манерами пирата,

чья гордая душа висит на волоске,

над пламенем свечи прищурившись куда-то,

нас топит, как котят, в нахлынувшей тоске.

У праздничных витрин – весёлая толкучка.

И, зазывая всех на шумный маскарад,

афиша на столбе, как преданная Жучка,

ободранным хвостом виляет невпопад.

А память всё верна тому тысячелетью,

перебирая хлам из ветхого ларца.

Но бешеных коней осаживая плетью,

уж рвётся новый век, гарцуя у крыльца.

Мерцают миражи неоновых созвездий

и хлещут по щеке промёрзшего окна.

Вздыхает и ворчит глухая дверь в подъезде,

что были на земле и лучше времена.

А нынче всё не так. И сами мы другие.

На ёлке во дворе не так горит звезда.

Поблекла мишура. И только ностальгия,

как падающий снег, пронзительно чиста.

«Снятся пальмы и вечное лето…»

Снятся пальмы и вечное лето,

и над морем лимонный рассвет.

Я полжизни отдам за билет

на обратную сторону света!

Снится звёздами вышитый свод,

паруса, канделябры и свечи.

Даже водка меня не возьмёт,

даже старость меня не излечит.

Но однажды на том берегу,

где туманы павлиньей расцветки,

мне приснится долина в снегу

и сосны золотистые ветки.

Бумажные паруса

Прощание

Бог с тобой, уходи с рассветом,

С самым первым попутным ветром.

Склянки звякнули. Поздно, знаю…

На причале туман и сажа.

Льдинки звёзд прокопчённых тают

В сетке мокрого такелажа.

Кружки лязгают: пьют корсары

За здоровье моё – до дна!

Доморощенной бряк гитары…

Луч рассвета рассеет чары,

И без разницы, чья вина:

Я сама ухожу сегодня

От себя

     по скрипучим сходням…

В путь

А ветер, старый ловелас,

Ласкается щекой небритой.

У мыса мается баркас,

На нём компа́с, воды запас,

Полкалача – и хоть сейчас

Отсюда в океан открытый.

Всё соответствует: пейзаж,

На мачте – парус, в трюме – крысы.

Собрался дружный экипаж.

Рассвета розовый мираж

Скользит по черепичной крыше.

Осточертела болтовня

И пререканья, и расспросы!

Здесь боцман – я, и лоцман – я,

И капитан.

И все матросы.

Точка возврата

А на старом условном месте,

где бросал якоря корвет,

Атлантиды в помине нет,

и у ветра другие песни.

Если тихо сойти с ума,

с непривычки немного жалко…

Там, на мачте – одна русалка

несуразна, как я сама.

Вот бы кто-нибудь ей помог.

Просто руку подал, быть может,

что, возможно, и не поможет,

но приятно же, видит Бог.

А в округе кишмя киша

только нечисть наводит скуку,

только стрелки бегут по кругу,

непонятно куда спеша.

В заколдованном том кругу,

где спасаются в одиночку,

мне удача подставит точку,

чтобы шлёпнулась на бегу!

И тогда я назад вернусь.

Там, в тумане, остался город,

и акация под забором

помнит всю меня наизусть.

Всё как было в последний раз:

на углу продаётся квас,

две старушки гуляют кошек…

Может быть, как бродяжке – грошик,

руку кто-нибудь мне подаст?..

«Дождливый вечер. Паруса на рейде…»

Дождливый вечер. Паруса на рейде.

В пустом дворе намокшее белье.

Печальная мелодия на флейте —

намёк на одиночество моё.

У водостока – пьяная ундина,

безвинная пропащая душа.

И от луны осталась половина.

И жизнь идёт, как снежная лавина,

иллюзии ломая и круша.

До горизонта – ветрено и липко:

не проскользнуть рассветному лучу.

И утонула золотая рыбка —

ей всё равно теперь, чего хочу.

Мой галиот, разбитое корыто,

красиво догнивает на мели.

Почти не снятся пальмы, Атлантида…

Проходит жизнь, как детская обида,

сама… без пистолета и петли…

«Вчерашний день успел остыть…»

Вчерашний день успел остыть,

и в мире холодно и звездно.

И нужно что-то возвратить,

но даже плакать слишком поздно.

Роман окончен. И сюжет

почти не вспомнить. Из тумана

глядит улыбчивый рассвет,

как Бельмондо с киноэкрана.

Вдали, по кромке, у воды,

где тень от допотопной башни,

цепочкой тянутся следы,

оставленные днём вчерашним.

И различимые едва,

на парапете, у вокзала —

смысл потерявшие слова,

разбросанные как попало.

Там…

Быть может