Однако природа уничтожает то, что породила, весьма медленно и постепенно. Отдельные индивидуумы видов великанов с тремя глазами существовали еще среди перерождавшихся народов; зато самая редкость таких людей окружила их мистическим ореолом, и на них смотрели как на существа высшие.

В это же время совершенно неожиданное и доселе не испытанное событие потрясло население, отодвинув на задний план все другие интересы. В одном из племен, живших в дуплах дерев, заболел горлом ребенок и через день скончался в мучениях; мать и несколько членов семьи вскоре умерли от той же болезни, а затем зараза разразилась с ужасавшей быстротой, захватывая одно племя за другим и унося множество жертв.

Безумный, панический ужас охватил этих простых, невежественных людей, не знавших никакого средства прекратить эпидемию, и самым невежеством своим еще увеличивавших опасность заразы. В отчаянии они только и могли придумать – пойти к трехглазым людям, или «пещерным», как они их прозвали, за советом и помощью. И вот одному из тех пришла такая мысль:

– Сделаем как в тот раз, когда нам объявили прибытие богов. Они ведь явились помогать нам? Так призовем их, а они должны прогнать смерть, удушающую вас.

В следующую ночь огромная толпа собралась у кубического камня с базальтовым конусом наверху. Как и в первый раз, зажгли смолистые ветви, плясали и становились на колени; но так как тогдашнее видение не повторилось, то Ипакса (человек с тремя глазами) приказал кричать как можно громче, чтобы боги услышали их призыв. Нечеловеческие рычания и вопли пронеслись по долине, подобно дикому урагану, и вдруг – о великая радость – над горами, окутанными ночной тьмой, блеснул, как молния, свет. Значит, боги услышали их. Страх и надежда волновали рассеявшуюся затем толпу, но не взошло и солнце, как в описанный выше поселок, если можно назвать так логовища в дуплах дерев, спустился крылатый дракон, и на нем женщина в белом одеянии.

Серебристая вуаль окутывала ее словно облаком, два золотистых огня украшали золотой обруч, поддерживавший пышные волосы. В руках она держала невиданной формы и красоты ларец. Голубоватый ореол окружал ее голову, из рук и одежды при каждом движении струился фосфорический свет. Как лучезарное видение, являлась она в жилища, пораженные болезнью; а люди, страшась ее, сторонились, прятались и даже убегали, но успокаивались после того как видели, что светлая дева с нежностью и кротостью склонялась над больными, вынимала из ларца блестящие, разноцветные флаконы и кому смазывала горло, кому грудь, а умиравшим вливала несколько капель чудодейственной жидкости в рот или возлагала руки на голову.

Таким образом с полным сочувствием обошла она все жилища и всюду польза врачевания проявлялась почти чудесно; хрипение прекращалось и дыхание становилось свободным, а силы восстанавливались. Когда же она вышла из последнего жилища, и крылатый дракон унес неведомую благодетельницу, туземцы распростерлись на земле, и тут впервые, может быть, в их девственных душах шевельнулось чувство благодарности и обожания. С этого дня эпидемия быстро пошла на убыль и потом совершенно прекратилась, а несколько сильных гроз с проливным дождем очистили воздух.

Мало-помалу стали доходить вести, что благодетельная богиня побывала во всех пораженных заразой местах, и ни один из тех, к кому она прикасалась, не умер. В населении пошли все более и более причудливые толки. Излеченные богинею уверяли, что крошечные, как у ребенка, руки ее напоминали на ощупь душистые цветочные лепестки, что из пальцев ее истекало живительное тепло, что ходила она, не касаясь земли, а во флаконах был огонь.

Среди землян, которые быстро освоились и всячески старались быть полезными, находился молодой ученый астроном Андрей Калитин, обращенный Дахиром во время пребывания его в России и взятый им на новую планету.

Привыкнув к серьезной умственной работе и энергичный по природе, он настоящим образом оценил невероятную удачу, которая сберегла его от ужасной катастрофы, уничтожившей мир земной, а потому и признательность его своему спасителю не имела границ. Подобно прочим, очнулся он только по прибытию на место, и вначале его подавляло сознание, что он действительно находится в другом мире; но как только первое впечатление прошло, он со слезами благодарил Дахира и смиренно умолял остаться его покровителем, руководителем и принять в свои ученики, если путем усиленного труда он окажется достойным того.

– Я понял свое полное невежество, я стер все, что изучал прежде. Но у меня горячее стремление работать по вашим указаниям, и я буду покорным, усердным учеником, – прибавил он.

– Значит, решено, мой юный друг, – и, ласково улыбаясь, Дахир пожал его руку. – С этого дня ты – мой ученик. Но я не считаю твои прежние познания столь ничтожными, и мы только переделаем то, что ложно или плохо понято.

С этого дня Дахир поместил нового ученика поблизости от себя и находил всегда возможность заниматься с ним, несмотря на обилие возложенной на него самого работы; а ему поручено было изучить и привести в порядок документы, собранные изгнанниками. Каждый день посвящал он Калитину часок и тогда исправлял его заблуждения или указывал верную точку зрения по научным вопросам; равным образом он брал его с собою в свои деловые поездки и давал ему возможность знакомиться с его новым местопребыванием.

Постройку первого храма возложили на Нарайяну, а Супрамати, в душе которого пробудился прежний скульптор, охотно взял на себя работу по орнаментовке. Ввиду желания верховных магов окончить как можно скорее это первое святилище, работа велась при помощи загадочной силы, пользоваться которой умели лишь высшие адепты.

Однажды, желая переговорить с Супрамати, Дахир отправился в будущий городок и пригласил Калитина.

Искусно скрытые галереи вели в подземное святилище, и мягкий голубоватый свет озарял их, как и огромную головокружительной высоты залу, где работали оба мага.

В короткой полотняной блузе Нарайяна работал в конце храма, а Супрамати неподалеку от входа. Оба они были так заняты, что не заметили прихода Дахира с его учеником, а те стояли молча. Дахир не хотел мешать друзьям и ждал, пока они их заметят, а сам между тем рассматривал место, куда попал в первый раз.

Калитин же со все возрастающим волнением смотрел на обоих адептов, не понимая их работы. В поднятой руке Супрамати держал металлическую, блестевшую, как полированная сталь, палочку и двигал ею, то опуская, то поднимая, то вытягивая ее, то сокращая, смотря по надобности; а с конца палочки сыпались искорки, которые снопами поднимались вверх, исчезая затем в воздухе, и каждое движение палочки сопровождалось легкой звуковой вибрацией с удивительными переливами. Но Калитина всего более смущало необычайное явление: без малейшего прикосновения к каменной стене на ней быстро высекалась человеческая фигура исполинских размеров. Казалось, будто художник лишь издали подправлял свое произведение, усиливая его рельеф и оттеняя выражение лица или тщательно дорабатывая подробности одежды и волос.

А работа Нарайяны представлялась еще поразительнее. В руке его ничего не было видно, и лишь по временам между пальцев сверкал металлический свет, и сыпался поток искр. В это же время под действием какой-то невидимой силы от задней стены пещеры откалывались большие глыбы гранита; но вместо того, чтобы с грохотом падать на землю, они бесследно рассеивались в воздухе.