И, хотя Кайла была к этому готова, сила потока, его объем всякий раз заставали ее врасплох. Она ахнула и принялась глотать как можно быстрее, но все проглотить не могла, и сперма наполнила ее рот и потекла по подбородку. Кайле хотелось выпить все до последней капли. Она пила и, сама того не желая, негромко стонала. Из тумана экстаза ее вырвал голос матери.

— Кайла, что случилось? С тобой все в порядке? Что происходит? Отвечай!

Кайла выронила трубку и лежала на кровати, тяжело дыша. Потом снова схватила трубку и собралась с силами.

— Да я пролила на себя кофе. Горячий. И я вздрогнула.

Она, задыхаясь, рассмеялась.

— Не обожглась?

— Нет! Но одеяло промокло, — сказала она и провела пальцами по скользким пятнам на шелковом покрывале. Влага еще хранила тепло тела Роже. Кайла вытерла пальцы о его грудь, и он улыбнулся. Она подумала, что никогда не видела такого красивого мужчины. Мать сменила тему и начала вспоминать недавнее посещение Кейптауна, куда «Дельфин» заходил две недели назад. Там среди виноградников на краю города, в великолепном поместье, построенном Гербертом Бейкером,[13]жила бабушка Кайлы. Хейзел купила это поместье с мыслью когда-нибудь в далеком будущем поселиться здесь. А покуда получился прекрасный дом для матери, которую она горячо любила. Мама экономила каждый пенни, чтобы дать дочери возможность разъезжать по теннисным турнирам по всему миру. Теперь пожилая дама жила в замечательном доме, окруженная слугами, и шофер в форменной куртке каждую субботу возил ее в кадиллаке по магазинам и поболтать с подругами.

Роже встал с кровати и сделал знак Кайле. Потом, обнаженный, прошел в ванную. Мышцы его ягодиц привлекательно играли. Кайла тоже встала и последовала за ним, по-прежнему прижимая трубку к уху. Роже принялся стоя мочиться, а она прислонилась к переборке и с восторгом смотрела на него.

Они с Роже познакомились в Париже, где Кайла изучала французских импрессионистов в Парижской школе искусств. Она знала, что мать не одобрит отношения с ним. Мама либералка только на словах. Наверное, она никогда не лежала в постели с мужчиной, у которого кожа темнее светло-оранжевого цвета. Но экзотическая внешность Роже сразу привлекла внимание Кайлы: блестящая темно-синяя патина на его коже, красивые нилотские черты, рост, мускулистое тело и интригующий акцент. Ее также приятно возбуждали рассказы более опытных подруг-сверстниц, описывавших с сальными подробностями мужские достоинства цветных парней, намного превосходящие возможности других рас. Кайла прекрасно помнит, как, впервые увидев Белазиуса во всей его величественной мощи, пришла в ужас. Ей казалось, что невозможно уместить его в себе. Но задача оказалась не столь трудной, как она себе представляла. Вспомнив об этом, Кайла хихикнула.

— Над чем смеешься, малышка? — спросила мать.

— Вспомнила, как бабушка рассказывала о диком бабуине, который забрался к ней на кухню.

— Бабушка бывает очень забавной, — согласилась мама и продолжила рассказ о предстоящей встрече на острове Десять Лиг на Сейшелах. Хейзел принадлежали все 1750 акров этого острова, и она собиралась провести Рождество в большом бунгало на берегу, с семьей, как всегда. Она пошлет в Кейптаун свой самолет за матерью и дядей Джоном. Кайла постаралась об этом не думать. Не хотелось вспоминать о предстоящем расставании с Роже. Опустив руку, она крепко ухватила Белазиуса и повела Роже обратно в постель. Мать наконец унялась:

— Мне пора, малышка. Утром очень рано вставать. Позвоню тебе завтра в это же время. Люблю тебя, моя маленькая.

— А я люблю тебя миллиард раз и еще один, мамочка.

Кайла знала, как действует на мать ее детский лепет. Закончив разговор, она бросила трубку на старинный шелковый ковер на полу у кровати. Она поцеловала Роже, глубоко засунув язык ему в рот, потом отстранилась и повелительно сказала:

— Останешься на ночь.

— Не могу. Ты знаешь, что не могу, Кайла.

— Почему? — спросила она.

— Если капитан узнает, он обмотает мне шею якорной цепью и выбросит меня за борт.

— Не говори глупостей. Он не узнает. Джорджи-Порджи ест у меня с руки. Он нас прикроет. Если я ему улыбнусь, он все для меня сделает.

Она говорила об оружейнике.

— Все за твою улыбку и несколько сотен долларов. — Роже со смехом перешел на родной французский. — Но он не капитан. — Он встал и пошел туда, где на кресле валялась его одежда. — Мы не можем так рисковать, мы и так слишком рискуем. Приду к тебе завтра в это же время. Не закрывай дверь.

— Я приказываю тебе остаться, — повысила голос Кайла. Теперь она тоже говорила по-французски, но хуже, чем он. Роже улыбнулся, приводя ее в ярость.

— Ты не можешь мне приказывать. Ты не капитан.

Он застегивал медные пуговицы своей форменной куртки стюарда.

Капитан Франклин был прав. Кайла ни во что не ставила французских импрессионистов, да и всех прочих импрессионистов тоже. Она поступила в Парижскую школу искусств только по настоянию матери. Мать была одержима картинами с кувшинками и полуголыми таитянскими девушками — картинами вроде той, что висела на переборке у ее кровати; эти картины написал француз, сифилитик, наркоман и алкоголик. Хейзел лелеяла безумную мысль, что Кайла, окончив школу, станет арт-дилером, хотя саму Кайлу интересовали только лошади. Но нет смысла спорить с мамой: она всегда добивается своего.

— Ты принадлежишь мне, — сказала Кайла Роже. — И будешь делать то, что я прикажу.

По своей «черной карте» «Амэкс»[14]Кайла оплатила билет первого класса из Лондона до Кейптауна, а потом, подмазав Джорджи-Порджи щедрым чеком и пачкой зеленых банкнот, устроила так, чтобы Роже получил работу стюарда. И теперь Роже принадлежал ей, как ее спортивный автомобиль «Бугатти-Вейрон»[15]и табун скаковых лошадей — подлинная любовь всей ее жизни.

— Приду завтра вечером в то же время.

К ее досаде, он снова улыбнулся и выскользнул из каюты, неслышно закрыв за собой дверь.

— Я запру чертову дверь! — крикнула Кайла ему вслед и, схватив телефон с пола, что было силы швырнула его в «Обнаженную» Гогена. Телефонная трубка отскочила от натянутого холста и проехалась по полу. Кайла бросилась на постель и заплакала от ярости и досады. Когда Роже отказывался повиноваться, она особенно хотела его.

* * *

Роже проверил запасы в коктейль-баре кают-компании. Джорджи-Порджи доверил ему это. Потом достал нож, который спрятал перед свиданием с Кайлой. Лезвие из дамасской стали, изготовлено «Киа», той самой японской фирмой, которая когда-то делала самурайские мечи. Острое, как скальпель хирурга. Роже приподнял штанину и привязал нож к ноге. Жизнь его изобиловала риском, и наличие оружия успокаивало его. Закрыв бар на ночь, он легко взбежал по трапу на рабочую палубу. Не доходя до помещений экипажа, он учуял жареную свинину. От этого отвратительного запаха его едва не вырвало. Придется лечь спать голодным, если не удастся очаровать кока. Кок голубой, а Роже с его густыми черными волосами и горящими глазами очень красив. И солнечная улыбка вполне соответствует броской внешности. Он сел за длинный общий обеденный стол и ждал, пока кок не посмотрел на него через окно раздачи. Роже улыбнулся, потом показал на толстый кусок свинины на тарелке механика котельной и закатил глаза в красноречивом жесте отвращения. Кок в ответ улыбнулся и пять минут спустя послал ему через окно толстый кусок филе кингклипа,[16]одной из самых вкусных морских рыб. Ее совершенное белое мясо было полито знаменитым соусом кока. Рыба предназначалась для стола капитана.