Почему, Барок понял очень быстро, едва начав. Когда из глубин памяти все же вылезли осколки его прежних, бароковских, рефлексов.

Он счастливо улыбнулся им, приветствуя свое прошлое, и начал повторять, казалось, навсегда забытые движения.

Удар одной рукой, рубящее движение ладонью другой. Разворот и, продолжая движение, удар. Присесть…. Не упасть и размазаться, а присесть. Присесть. И встать. Встать, тебе говорят, тупой кусок мяса. Разворот. Закрыться, готовя удар. Ногой. Хэк! А-а-а….

Заплывшее нетренированное тело замерло на полу, скрючившись и пытаясь схватиться за все поврежденные места. За какое хвататься первым, Барок не знал. Пах, связки бедра, спина? Боль резала тело везде. Или все же больше болят лопатка с плечом, которыми он стукнулся, когда мышцы выброшенной вверх ноги сократились и выдернули опорную ногу из-под неуклюжего тела?

Прихрамывая и охая, Барок поднялся на ноги и поковылял к кровати. Да уж, тут заниматься и заниматься. В паху опять стрельнуло, Барок зашипел, скривился, а потом вдруг ухмыльнулся. А все же жизнь идет дальше. Он уже начинает различать оттенки боли. Под лопаткой тут же кольнуло, и Барок выплюнул еще одно заемное ругательство, свои пока не вспоминались. Боль прошла, и Барок опять улыбнулся. А, что, совсем и неплохо. Идет всего второй день нового бытия, а он уже перестал получать удовольствие от боли. Пока более чем достаточно. И где-то глубоко в голове что-то шевельнулось. Это что, Рудольф с ним согласился?

Этот и следующий дни Барок почти целиком потратил на физическую подготовку. Рудольф, оказывается, жил в доме. Отдельном. И, что особенно приятно, довольно далеко отстоящим от остальных таких же. Так что неспешным упражнениям, с которых Барок начал приведение в порядок расхлябанного тела, никто не мешал.

Пробежки, отжимания. Подтягивания (э-э, скорее, висение на ближайших ветвях деревьев). Купание в далекой речке. Короткий сон. Пробежка. И так до вечера. Не перенапряжение, но введение в тонус.

Назавтра было еще хуже. Тело стонало на все лады, жаловалось, страдало и отказывалось работать напрочь. Но тут Барок ничем помочь не мог. День страданий полностью повторил предыдущий. Разве что сон вышел крепче.

Рудольф не мешал.

В истязаниях прошло еще двое суток. Приседания, бег, прыжки. И удары. Бесконечные удары. Ногами, руками, локтями, коленями, головой. Толчки и повороты. Конечно, до любого из уровней, которые могут называться боевыми, телу Барока оставалось еще примерно так же, как и до любого из солнц Алидады, но сейчас он, по крайней мере, уже не так сильно задыхался при беге. И вот, вечером шестого дня пребывания в теле Рудольфа Барок, наслаждавшийся каждым часом этих страданий, которые приносили ему все усиливающееся чувство жизни, понял, что хочет он, или не хочет, готов или не готов, а придется отправляться за едой. Все, что было в доме, он уже съел.

Оба солнца Алидады давным-давно ушли на покой, идти куда-либо на ночь глядя было глупостью, и Барок, утвердив в голове план на завтра, пожелал бунтующему животу приятной ночи. Послушал раздраженное бульканье, удовлетворенно (в который уже раз за это время) улыбнулся и растянулся на так и не заправленной за все эти дни кровати. Утром ему предстоит очередное приятное испытание. Выход в свет. Люди. Его новые собратья. Барок закрыл глаза. Как все-таки хорошо быть живым.

Чистый космос кончился, и следующие двадцать минут полета по общим трафик-каналам Донкат провел, включив долетный автомат. Расслабленно развалившись в кресле, неспешно покуривая и слушая уже другую, расслабляющую, музыку, Степа просматривал новостные ленты. Зачем ему это было надо, он бы и сам не мог объяснить. Рефлексы, рефлексы. За последние полгода, ему если и надо было что-то знать про жизнь вне слоя Изюбра, так это урожайность редких сортов вина, набором которых так любил хвастаться Декстер, ну и, может, последние течения в мире музыкальной моды. Хотя тут в силу определенных причин тоже больше должен был шевелиться сакс.

Коротко пискнул автомат, предупреждая, что полета осталось пять минут. Степа благодарно кивнул и потянулся. А все-таки в положении обеспеченного человека есть свои преимущества. Если долетный автомат «Пионера», его основного, и не такого уж давнего средства передвижения, в силу своей «непродвинутости» вел бы его по транспортным потокам часа два, рассматривая все движения окружающих ботов на ручном управлении как непрогнозируемые помехи, то мощные мозги «Параболы» без труда находили максимально короткую и быструю дорогу в мерцающей выхлопами паутине перепутанных транспортных коридоров околопланетного пространства Изюбра.

– Ручное управление, – мягко прошелестел голос автомата, предлагая взяться за штурвал Степе.

Он бы и сам справился, но медленнее, чем Степа. Бортовой компьютер бота все же не возьмет на себя смелость рисковать хозяином в сложных или запутанных ситуациях. Он предпочтет выждать. Донкат хмыкнул. Все же недоработка. То ли дело штурм-боты. Тот же ТШБ-26 «Анура», или в просторечии «Жаба», например. Тяжелый штурмовой бот, на котором Степе не так давно, во время памятной «операции» на Бойджере пришлось покувыркаться, уходя от истребителей саксов. Там у автомата только одна функция – доставить боевую единицу в заданную точку любой ценой. А уж экипаж – как получится. Степа хмыкнул еще раз. На его «Параболе» такие штуки без надобности, а вот Декстеру может и пригодиться. Пробиваться на «Тарантуле» через орбитальные пробки, например. Хотя, он мог себе и поставить уже….

Все, шутки в сторону. Донкат уселся поудобнее и перебросил рычаг управления в режим «ручное». Бот приятно лег на штурвал. Газ, и неспешно приближающийся поселок обжитых орбитальных астероидов, где уютно прятался между облагороженных скал дом Степы, прыгнул навстречу. Перед самой парк-зоной Донкат все же сбросил скорость, надо уважать соседей. О, а вот и они. Он, точнее.

К стыковой площадке соседнего дома приближалось зеркальное отображение Степиной «Параболы». Два бота одновременно подошли к своим шлюзам и зависли рядом, ожидая, пока неспешная автоматика приготовит парковочные ангары. Степа повернул голову и поприветствовал через стекло соседа. Немолодого крепкого мужчину с короткой стрижкой. Тот с улыбкой махнул рукой в ответ. Потом показал пальцем вокруг. Мол, как аппарат? Степа улыбнулся и поднял большой палец. Все отлично, спасибо за совет. Сосед улыбнулся еще раз, и они оба двинулись в почти одновременно открывшиеся створки шлюзов.

Дом. Умная «Домосфера» распознала хозяина еще на подходе и заботливо распахнула дверь. Добро пожаловать.

– Кофе и обед, – в воздух сообщил Донкат и уточнил. – Кофе сейчас.

– Принято, – негромко сообщил ровный мягкий голос. И добавил. – У вас двадцать шесть новых сообщений. Двадцать пять четвертой категории, одно – приоритетной.

Приоритетная! Степа подпрыгнул. Пыль космическая, он забыл включить суперфон после тира! В приоритетную группу у него входил только один-единственный человек.

Кофр полетел в сторону, Донкат рванулся к ком-центру, на ходу сдирая с уха пластину суперфона. Воткнул ее в контакт базы, пробежался по клавишам включения и настройки. Категорий общих сообщений Степа себе сделал всего четыре. Первая – родители и родственники. Вторая – друзья. Третья – работа, и четвертая – все остальное. От присылаемых счетов до псевдокоммерческих предложений, в обилии рассылаемых по гала-адресам. А не входящих в общие списки групп было две. Первая называлась просто и без затей – «Декстер». Эта группа, вернее единственный, входящий в нее участник имел высший приоритет связи (прямо как в настройках боевого скафандра) и мог вклиниваться в любые разговоры Степы. Кроме разговоров с группой «Приоритетная». В которой тоже был только один участник. Единственный. Вернее, единственная. Разговором с которой Степан Донкат не пожертвовал бы ни для чего.