и проходит к эскалатору. На пути оно представляет, что будет делать в ближайшее время, и вспоминает, что делало недавно. Оно видит не сами действия, а заново переживает свои ощущения, которые оно имела в те моменты. Я живет в ощущениях, в мыслях и образах. Оно сосредоточенно в себе и никогда себя не покинет. Я не знает, что оно есть. Оно не знает о себе, ему кажется, что оно мир. Оно никогда не задумывалось, откуда оно берется и когда оно произошло. Я не имеет начала или конца. Оно принимает себя как данность, как явление природы, без которого нет реальности и мира вокруг. Я в себе и только в себе, другие формы проявления я ему чужды, оно воспринимает их механически, только частями неодушевленного мира.

Вот я покидает вагон на нужной станции и выходит из-под земли. Оно заходит в здание, в котором обитает каждый день. Оно видит то, что все зовут «Серега», и протягивает ему руку. Затем я усаживается за свой стол и начинает рабочий день. Сегодня оно будет звонить другим я или вводить какие-то данные в компьютер. Все это время оно не перестанет быть собой, не растворится в процессе. Я останется сосредоточенным на себе, на своем теле и движениях. Я осознает и больше ничего не делает. Я не говорит, не дышит и не думает, все эти процессы происходят на задворках я. Тело – форма, которой я дает содержание. Я осознает не только это тело, в котором находится, но и мир вокруг. Утром оно видело бесконечное небо и солнце, потом учуяло резкий запас при входе в метро. Однако эти детали оно хранит для себя и не выводит их в язык.

Сейчас я не дает покоя ее присутствие. Она слева. Пока тело набирает номер телефона, другое я притягивает я и не позволяет ему отвлечься. Я хочет к ней, в нее, слиться с ней, ворваться в нее, раздеть, захватить ее. Но оно стесняется других я. Я знает, что они смотрят и следят. Оно всегда среди них и никогда не остается одно. Другие я всегда на чеку, они не дают я быть собой, не дают ему действовать и вынуждают его к дисциплине. Я живет под их надзором. Я тесно в мире других я, оно хотело бы имеет мир для себя и стать наконец собой. Из-за других я ему приходится сдерживаться, притупляться, скрывать свое осознание. С другими оно притворяется, что не знает себя, а знает только их, что оно живет только в их общем мире. Жить в своем собственном мире я запрещено.

День был. Я был, была? Я ходила кругами и все время чем-то была занят. Я делало что-то. Зачем? Я не знает, ему не дано этого. Оно просто делает и не знает зачем и как оно это делает. Я не может не быть. Я боится себя, ему скучно с собой. Я всегда нужен объект, который не-я. Оно отвлекается в объектах, ненадолго растворяется и забывает себя. Оно чувствует объекты, видит в них эмоции. Объекты дарят я воспоминания, и мысли, и возможность скрыть себя. Я живет в мире объектов. В мире других я превращается в объект для самого себя.

Я покидает рабочее место и говорит ей: пока. Я смотрит ей вслед, на ее походку и ноги. Я хочет догнать ее, ласкать ее, прижимать к себе. Я отгонят эти мысли, разворачивается и волочится к дому. Оно заходит в дом, наконец, оно одно. Ему бы сейчас уйти в свой мир, но оно катастрофически устало. Я ложится на холодную постель. Оно забывает себя, растворяясь во сне.

Следующим утром все начнется сначала. Я так живет.

***

Дни тянутся и превращаются в мучения. Я не могу ходить, да что ходить – шевелиться. Я лежу и смотрю в потолок. В голове нет больше мыслей, только: когда я уже умру? Ко мне никто не приходит. Мать звонит раз в неделю и обещает приехать в выходные. Видимо, надеется, что я уже умру к тому времени.

Заходит медсестра и просовывает мне градусник под мышку. Я смотру на нее, ей не больше тридцати пяти, она довольно привлекательна. Я начал представлять, как завел бы с ней разговор, если бы не дыра. Я бы сделал все, чтобы обольстить ее и заставить себя ублажить. Но это было бы раньше, а сейчас мы в разных мирах. Она в людях, в работе, в мире. Для нее существует время и расписание – я уже нигде. Я смотрю на нее с удивлением, она все время смотрит на часы, как будто время что-то значит. Она носит форму, обращается к людям на «вы» и соблюдает этикет. Для меня этого всего больше нет. Я удивляюсь, как сам мог раньше жить в этих условностях. Я стоял на остановках, покупал билет в кино, получал зарплату. Я ни на секунду не задумывался, что все это было неправда.

Я помню, как волновался перед собеседованием на работу. Я должен был проявить себя, показать им, что я лучший работник, что хочу на них работать. Я постригся и надел лучшую свою одежду специально для них. Они были моими господами, им предстояло оценить меня и решить исход моей дальнейшей жизни. Что бы я сделал сейчас? Я бы пришел туда в лохмотьях и рассмеялся бы им в лицо, из-за того, что они возомнили себя важными, что решили, что их жизни стоят чего-то. Как они там сидят у телефонов с дурацкими наушниками на голове и говорят: компания «Бла-бла-бла», меня зовут, Антон, здравствуйте. Я не хочу в этот мир, там все идет по шаблону. Я ненавижу этот мир.

– Когда меня выпишут? – спрашиваю я медсестру.

Они смотрит мне в глаза пустым взглядом, я ей совершенно не интересен:

– Спросите у вашего лечащего доктора, – говорит она и спешно покидает палату.

И какое ей до меня дело? У нее десятки, может, даже сотни таких же пациентов, как я. Она тут всего лишь выполняет свою работу. Она вышла из палаты и забыла меня. Как только она обо мне забыла, в мире не осталось никого, кроме меня самого, кто думает обо мне.

Раньше мне тоже было наплевать. Я оформлял кредит малоимущим, заранее понимая, что им не под силу его будет оплатить. Я продавал телефоны с дефектом, мне было все равно, я лишь выполнял свою работу. Так, выполняя работу, я растратил свою жизнь. Так и медсестра, выполняя свою