Зверев, которому уже надоело верещание собеседника, указал на лежавший на столе Корнева нож:

– Вы видели в руках Ярушкина вот этот нож?

– Да ничего я не видел. Какой-то нож был. Все о нем говорят.

– А кто конкретно говорит?

– Да наши все. Раз Зацепина порезали, значит, был нож. Говорят, что местные нож опознали, он якобы Ярушкину принадлежит. А раз его нож, стало быть, он убил! Какие тут сомнения!

Зверев поморщился, посмотрел на Кравцова, на этот раз тот внимательно слушал показания свидетеля и с недовольным видом качал головой.

– Ну свои суждения вы изложили, а уж выводы, извините, мы сами будем делать, – сказал Зверев. – Тем не менее ножа в руках Ярушкина вы не видели, и именно так будет записано в протоколе!

– Видел, не видел! Да я всего-то и помню, как Кобзин меня за рукав потащил, я вырвал руку, и тут бах! Удар – и «свет» погас. Очнулся от боли уже на земле, потому что мне кто-то ботинком на руку наступил. Я руками голову прикрыл, а меня ногами и дубьем колотят. Вот же сволочи…

Зверев сухо поблагодарил Михальченко за сведения, пожелал выздоровления и попросил пригласить следующего.

Очередной свидетель оказался тем самым Дмитрием Борисовичем Кобзиным, который, по словам Михальченко, уговорил его пойти в Летний сад на танцы и едва ли не силком принудил к участию в драке. Низкорослый, но довольно крепкий, Кобзин походил на обычного деревенского парня. Поломанный нос и уже зарубцевавшийся шрам на правой брови подтверждали слова Михальченко о том, что этот коротконогий крепыш настоящий задира и драчун.

В отличие от двух первых футболистов «Труда» Кобзин понравился Звереву. Он все время шутил и вел себя так, словно его пригласили не на допрос, а на праздничное застолье. В отличие от двух первых свидетелей Кобзин не имел видимых увечий и следов на лице и на теле, если, конечно, не считать разбитых костяшек на обеих кулаках. Однако, так же как и прочие, центральный защитник смолян также подтвердил то, что Ярушкин в драке вел себя честно и никакого ножа у него не было. Когда Зверев задал свои вопросы еще двум защитникам клуба «Труд», братьям Черенковым – Максиму и Всеволоду, пообщался с двумя нападающими, Иваном Величко и Андреем Рузовым, он в очередной раз услышал то, что никто из смоленских футболистов ножа ни у Ярушкина, ни у кого-либо другого не видел. На «десерт» Зверев оставил уже изрядно утомленного Липницкого, который уже не меньше двух часов сидел в коридоре.

Перед тем как приступить к допросу Лепницкого, он спросил у Кравцова:

– С чего вы вообще взяли, что у Ярушкина был нож, если все смоленские футболисты это не подтверждают?

– Нож опознали двое из десяти опрошенных игроков местного «Спартака», а также подружка Ярушкина, Олеся Купревич, – ответил следователь. – Всех их я опросил в первую очередь и уже отпустил.

– А что говорят местные, которые участвовали в драке?

– А местных еще самих нужно найти! Когда эта свора услышала милицейские свистки, вся кодла разбежалась в разные стороны. Участковые, конечно, уже опрашивают билетершу и местных девчонок, но те никого пока что не назвали. Говорят, что ни имен, ни фамилий дружков Ярушкина, участвовавших в баталии, они не знают. К тому же я уверен, даже если эти парнишки и отыщутся, они будут отрицать свое участие в драке, а может, даже и свое знакомство с Ярушкиным. Что уж тут говорить про нож?

Зверев наморщил лоб и достал из кармана пачку сигарет.

– С этим трудно не согласиться! – сказал он, закурил и сам вышел в коридор, чтобы пригласить последнего томившегося в ожидании свидетеля.

* * *

Когда Липницкий вошел в кабинет Кравцова, он выглядел совершенно не так, как вчерашним вечером на танцплощадке в Летнем саду. Вся его уверенность и бравада куда-то исчезли, и на этот раз «десятый номер» смоленского клуба казался угрюмым и опустошенным. Голова лучшего нападающего смоленского клуба была перевязана бинтами, под левым глазом красовался огромный синяк, правая бровь была заклеена пластырем. Поздоровавшись, он уселся на предложенный ему стул и в течение всей беседы почти не смотрел ни на Кравцова, который сидел за столом и что-то записывал по ходу разговора, ни на Зверева, который тоже пересел на соседний стул и задавал вопросы свидетелю.

– Извините, что пришлось так долго ждать, я постараюсь вас надолго не задерживать, – начал Зверев разговор. – Итак, давайте начнем с главного вопроса: кто же все-таки затеял драку?

– Ну уж, конечно, не я. У меня и в мыслях не было выяснять отношения с этим молокососом!

– А девушка? Купревич, могу я узнать детали вашего с нею общения?

– Что девушка? Подошел, пригласил, она согласилась. Что в этом такого?

– Многие ваши товарищи по команде считают, что вы чуть ли не нарочно провоцировали Ярушкина…

– Вот еще! Считают они! Если они действительно винят меня в смерти Аркаши Зацепина, то пусть скажут мне это в лицо. А то наушничают и несут всякую чушь! Если бы девчонка не захотела идти со мной, она бы не пошла.

– То есть вы хотите сказать, что никто из членов вашего клуба не предъявил вам свои претензии из-за случившегося инцидента?

Липницкий фыркнул и впервые посмотрел на Зверева.

– Почему же не предъявил? Предъявил!

– И кто же?

– Жбан. Орал на меня так, что у меня чуть барабанные перепонки не лопнули, пока я вопли его слушал! «Я же говорил… зачем вы вообще туда пошли…» Он и про то, что из-за меня Аркашу убили, тоже кричал, да чего там говорить? – Липницкий махнул рукой и снова отвернулся.

– А в каких отношениях вы были с убитым?

– В каких отношениях? Да ни в каких. Играли вместе, не более того.

– А с другими членами вашей команды… Ну с кем из ваших одноклубников вы общаетесь? Дружите.

Липницкий пожал плечами:

– Да со всеми понемногу. Сказать, что есть кто-то, кто мне особо близок, я не могу.

– Хорошо! Теперь давайте перейдем непосредственно к ссоре! Когда к вам подошел Ярушкин, что он вам сказал?

Липницкий хмыкнул и потрогал заклеенную пластырем бровь.

– Что он мог еще сказать? Сказал, что это его девчонка, и потребовал, чтобы я отвалил.

– А вы?

– Что я? Послал его к черту.

– А он?

– Пригласил прогуляться в лесок.

– И вы так сразу пошли, прекрасно понимая, что дружки Ярушкина последуют за вами? Или вы думали, что они не пойдут?

– Вот еще! Конечно, я знал, что пойдут.

– И вы не испугались?

– У меня разряд по боксу. С дворовой шпаной я обычно справляюсь на раз-два. Двух-трех я бы вырубил без труда, – хвастливо заявил Липницкий. – Откуда ж мне знать, что они такой толпой явятся. Да еще с кольями и ножами…