я поняла, что ничего полезного сегодня уже не сделаю. К счастью, никаких встреч назначено не было, а ненормированность рабочего дня позволяла не отсиживать от звонка до звонка.

- Алена, - я остановилась у стойки администратора, - если кто-то станет искать, сегодня меня не будет. Пусть звонят. Или ждут до завтра.

- Хорошо, Юль Пална. А если Василь Сергеич, что сказать?

- То же самое.

Жара так и не спала. Обещанная гроза где-то застряла. В хорошую погоду я ходила на работу пешком – всего-то полчаса до Кавалергардской, которую по детской памяти до сих пор звала Красной Конницей. Улицу переименовали обратно, когда мне было пять лет, но бабушка так и называла ее до самой смерти. В ее квартиру мы с Аглаей переехали после развода два года назад.

В такую жару добровольно я пешком, конечно, не пошла бы, но машину пришлось отогнать в сервис, маршрутка – тоже не вариант. Утром доехала на такси, а сейчас все же решила потихоньку пройтись. В таком раздрайном настроении мне нужны были люди. Не общаться с ними, оборони господь, а просто чтобы были на визуальном расстоянии. Улицы, кафе – в самый раз. Лишь бы не одна. Дома – тишина. Глашка с папашей уехала в Сочи, престарелая кошь Мисюсь еще в июне отбыла к родителям на дачу.

От Кузнечного до Невского я брела нога за ногу минут пятнадцать. Не доходя до перекрестка, свернула в любимый «Du Nord». Несмотря на близость к Московскому вокзалу, в этом кафе обычно было немноголюдно: адские цены гнали приезжих в более демократичный «Щелкунчик» или столовку-копейку с другой стороны площади. Взяла кофе покрепче и эклер со смородиновым кремом, забилась в самый дальний угол.

Как ни пыталась я гнать от себя воспоминания, ничего не получалось. Словно сорвали заплатку, и хлынуло потоком.

июль 2004 года

Следующие две недели я безвылазно просидела дома. Только один раз выбралась в ближайший магазин за продуктами, но большую часть потом пришлось выкинуть. Есть не хотелось. Одежда болталась, как на вешалке. Звонила родителям, докладывала, что у меня все в порядке, нашла подработку, поэтому в ближайшее время не приеду, передавала приветы Тане. Это бодрое вранье отнимало остатки сил. Целыми днями лежала на кровати и смотрела в потолок. Один раз капитально напилась, но легче не стало. Сначала полночи обнимала унитаз, потом умирала от похмелья.

Я впала в какое-то лягушиное оцепенение. Даже трехдневная задержка не слишком добавила отчаяния, потому что было уже все равно. Сгорел сарай – гори и хата. И когда тревога оказалась ложной, радости особой это тоже не принесло. Уже потом, когда способность относительно здраво мыслить включилась обратно, я поняла, что именно так меня размазало.

Димка сказал, что хотел бы остаться со мной, но через месяц, как я потом узнала, действительно женился на Ларисе.

Почему???

Только из чувства долга?

Этого я не могла понять. Хорошо, пусть аборт по тем или иным причинам неприемлем. Но неужели нельзя официально признать отцовство, видеться с ребенком, участвовать в его воспитании? Зачем жениться на женщине, которую не любишь?

Или… я все придумала?

Нет, не может быть. Я вспоминала все, до последней мелочи. Все две недели, которые мы провели вместе. И то, каким он пришел той ночью.

Он не притворялся. Я бы поняла. Я не была для него случайным развлечением.

Тогда что, твою мать?!

В начале августа пришла Вера. Мы познакомились, когда подавали документы в приемную комиссию, попали в одну группу и подружились. Но тогда не хотелось видеть и ее. Она звонила – я врала, что на даче. А вот звонок в дверь и одновременно по телефону застал врасплох.

- Никольская, открывай давай, я знаю, ты дома. Видела тебя на лоджии.

Я открыла, Верка вошла в прихожую и присвистнула, рассмотрев меня.

- Мать, что это с тобой?

Видимо, я дошла до какой-то критической черты, потому что уткнулась в ее пышную грудь, разрыдалась и обо всем рассказала. Прямо там же, в прихожей.

- Морозов? С промышленного? Ой, бля… - простонала она, схватившись за голову. – И как тебя угораздило-то?

- А что? – удивилась я такой реакции.

Верка за руку притащила меня на кухню, усадила за стол.

- Ты хоть жрешь что-нибудь? От тебя половина осталась.

- Не хочу, Вер.

- Давай без глупостей.

Через десять минут передо мной стояла тарелка с омлетом и кружка кофе. Несмотря на солидные габариты, летала она, как фея.

- Вот, ешь. Короче, Юль… Я не знаю, ты на луне живешь, что ли, зубрилка? Он из мажорской тусы самый первый мажор. Папаша его был каким-то комсомольским боссом и под эту марку нахапал в прихватизацию столько, что удивительно, как не лопнул. И девка эта его такая же. Странно, что их родаки за границу не отправили.

Я действительно ничего не знала. Откуда? Дима учился на другом факультете, пересекались мы редко. На всякие вечеринки и тусовки я не ходила. Ну да, одет он был стильно и недешево, ездил на Ауди, и квартира на Большом Сампсониевском у него была своя – сказал, что осталась от какой-то родственницы. Но мне и в голову не могло прийти, что все настолько… серьезно. Я-то умудрилась пролезть на бюджет, а на платном учились довольно упакованные ребята, на фоне которых он ничем не выделялся. И, разумеется, ни о чем таком не упоминал.

- В общем, Юль, - Верка погладила меня по плечу. – Не в обиду, но считай, что ты легко отделалась. Там наверняка все давно было сговорено. Деньги к деньгам. Бизнес – и ничего личного. Хотя я видела разок, как они лизались, довольно бурно.

Меня замутило, и я отодвинула тарелку с недоеденным омлетом.

- Слушай, ты сама-то часом не того? Не залетела?

- Нет.

- Ну и то песня. Я тебе очень сочувствую, но… знаешь, наверно, так лучше. Все эти сказки про Золушек придумывают сами Золушки. Чтобы было о чем помечать перед сном.

* * *

Тогда Веркины слова расставили все на свои места, и боль из кинжальной превратилась в тупую, ноющую неотвязно.

Мальчик едва не сорвался с поводка, но ему дали понять, что гулять надо в своем палисаднике. Была ли эта беременность случайной или намеренной, уже не имело никакого значения. Главное – результат. Блудный сын вернулся в лоно семьи и вполне по-порядочному женился на матери своего будущего ребенка. Марш Мендельсона, и все счастливы.