– Надеюсь, это так. Но все равно объяви, на случай, если кто уцелел, что ждем.

– Мы никогда не выясним, что случилось. – Тон был вопросительный.

Если все тамошние погибли, то на свете есть всего двое, знающие, что подкоп готовился давно. И взрывчатку завезли не вчера. Возчики были не в курсе, что за груз, а рыли члены одной семьи. Такими вещами с посторонними не делятся.

– Я приказ не отдавал. Это должно было произойти завтра, – честно сознаюсь. – Когда легионы отдохнули б после марша и пушки были бы установлены.

– Мы имеем свободу воли и готовим мину, – сказал Агат задумчиво. – Но когда взорвать, решает Он.

Прекрасное объяснение. Уж лучше, чем внезапно уроненный нашим шпионом ящик с динамитом как раз под конец молитвы.

– Случилось чудо, – наливая в кружку вино и кивая ему, подвожу итог навсегда, – пусть им и останется.

На звук шагов мы обернулись одновременно. Ко мне кто попало без доклада и просто так мимо охраны не приходит. А сейчас и вовсе мало найдется желающих, все мародерствуют. И сразу автоматически вскочили, одновременно поклонившись.

– Пойду, – пробормотал Агат, когда Мария отмахнулась от знаков почтения. – Делом займусь.

Я как-то не понял каким, но удерживать не стал. Дождался, пока Мария сядет, и тоже опустился напротив. Из кармана ее платья моментально выскочил Пицли и требовательно заверещал. Пришлось дать ему кусочек мяса. Он без особого интереса принялся грызть, на голодного отнюдь не смахивает. Зачем тогда просил? А чтоб показать, насколько важен. Попробуй особо не отметить, примется мешать. И ведь не вредная в принципе скотинка, но хочет быть в центре внимания. Мне не жалко почесать.

– Выпивали, – сказала она, глянув на кружки. – Тебе тоже неприятно? – И ткнула пальцем в сторону стены. – Ты ведь знаешь, что сейчас творится в Заритосе.

– Это было неизбежно, – говорю без малейших колебаний. – Они отказались сдаться и убили герольда. Нужен пример для остальных, чтоб и думать о сопротивлении не посмели.

– А наоборот не выйдет?

– Я не Пророк и будущее не предсказываю.

– Зато я Пророчица! – сказала Мария с болью.

Пицли перестал пощипывать угощение и подбежал к ней, ткнувшись головкой в ногу. Все ж нельзя не увидеть, как реагирует на настроение. Она машинально погладила зверька.

– Я несу слово Божье и говорю про любовь. А сегодня это было не его веление. Мое. Я разрешила.

– Он дал знак.

И отныне это не подлежит сомнению. Пусть ее душа останется чистой. За ложь расплачиваться мне на том свете. И я заплачу за сказанное, но не пожалею даже там.

– Но этого ли Он хотел? – спросила Мария с болью.

Пицли уже сидел на плече и терся о ее щеку. Эмоции Спутники ловят моментально. Расстроена не показушно.

– Не знаю. И никто не знает. На то нам и дана свобода воли и действий. Мы сами решаем и выбираем. Я их не толкал стрелять в посла. И скажу со всей ответственностью, за все нужно платить. За кровь в особенности. Раз стрелявших не остановили, а там присутствовало руководство города, то отвечают все.

Глотнул из кружки чуток, только чтоб смочить глотку.

– Если собаку то бить, то гладить, она не поймет, чего от нее ждут, и может покусать без всякой причины. Зато если твой враг твердо знает, что обещания выполняются всегда, ему не требуется лишний раз объяснять последствия. Сдающиеся без боя получают одни условия. Сопротивляющиеся иные. Нужно поступать одинаково, согласно однажды сказанному. Это и есть справедливость. У нас на очереди Картаго[9], и может быть, они станут покладистей, узнав, как погиб этот город.

Картаго построили еще румляне возле развалин старого пунического Картадашта, фактически назвав прежним, но исковерканным латынью названием. Он еще тогда стал центром области, уж больно место удачное, а сейчас крупнейший в Пятидесятиградье. А это подразумевает и военную силу.

– Не мучай себя, что сделано, то сделано. Надеюсь, вторично не потребуется. Ну-ка, – наполняя кружку вином, протягиваю, – старый метод. Поверь мне, чтоб вышибить тоску, нужно хорошо надраться.

И переспать с девчонкой ласковой, но это несколько неуместно излагать в нашей ситуации.

– Лучше б, конечно, бренди, чтоб быстрее по мозгам жахнуло, но и так сойдет. Вино хорошее и к баранине прекрасно подходит. Посидим, поговорим. Когда мы так, с глазу на глаз, в последний раз беседовали?

Мария смотрела секунду, потом лихо опрокинула в рот содержимое кружки. В ее откровениях содержалась достаточно скользкая формулировка про осуждение употребления для пустого удовольствия любых веществ, вызывающих привыкание. Лишь на День Мертвых[10], раз в году и не доходя до скотского состояния, позволительно. И то, совершивший преступление в таком виде получает двойное наказание.

Табак у нас и так особо распространения не получил, однако были любители подымить. Но хотя конкретный список озвучен не был, подразумевались наркотики любого вида, о чем имелась соответствующая цитата. Для медицины – да, чисто для удовольствия – нет. Вино с бренди под осуждение не попали, пусть и напиться можно до отвратительного состояния. И правильно, как по мне. Средиземноморье слишком привыкло к виноградной лозе и производимому из него напитку. Его употребляли все зачастую вместо воды.

– Давно. Я скучаю по тем временам, – призналась застенчиво.

– Я тоже.

Мы снова выпили, чокнувшись, чтоб плеснуло через край в сосуд собутыльника, и улыбнулись друг другу. По местным понятиям высший знак доверия.

– К тому же не приходилось думать о государственных проблемах. И кто там меня ненавидит и желает подгадить. Раньше были одни родичи Корня, да и то больше для вида. Напасть боялись. А теперь их сотни, и все норовят обмануть, а то чего и похуже.

– О, как я тебя понимаю.

Она, ничуть не чинясь, с ходу принялась накладывать специальным черпачком из горшочка в глубокую тарелку бульон вместе с неким местным аналогом пельменей, в котором он и варился. Ложка, как и у всех, у нее своя и всегда с собой. Только не деревянная, а серебряная. Может себе позволить. Полагаю, она была б самая богатая в Северной Африке за счет постоянно выделяемой доли трофеев, если б не тратила без раздумий на помощь нуждающимся и отсылку кучи денег вестникам-магидам по всей стране. Проповедники, несущие слово божье, не должны нищенствовать, по ее убеждению. А если сумели зацепиться в новых местах, то на содержание молитвенного дома требуется немало. Не уверен, что помнит обо всех тратах. Давно уже есть личный секретарь, эконом – заведующий земельными владениями и поступлениями с них, казначей, отвечающий за расходы и доходы. К счастью, все они из самых первых Чистых, а за казну отвечает бесконечно честный до щепетильности Приблуда, нынче Матафей. Он способен и меня достать требованиями и непременными бумажками. Зато к рукам ничего не прилипает. И это важнее всего прочего. Фактически он свое прежнее состояние растратил на службе, и пришлось пару лет назад Марии намекать, чтоб ему жалованье приличное начали платить, а то б со счастливой рожей из-за благородного поведения загнал в нищету собственную семью.