«исследователи» пользуются разными источниками, оставляя в неприкосновенности все их просчеты.

Но тут же нам вновь подкидывают полешков в костер языкознания, ибо в далекой Талице оказалось неожиданно много носителей немецкого языка, к которому у Никанора Кузнецова была просто неимоверная, плохо объяснимая тяга.

Не довольствуясь занятиями в классе, Кузнецов отдавал много часов загадочной для его товарищей дружбе с преподавателем труда. Секрет объяснялся просто: учитель этот — Франц Францевич Явурек — был бывший военнопленный чех, осевший на уральской земле. С ним Ника упражнялся в разговорной речи, набирался, в частности, живых фраз и выражений, в том числе таких из солдатского жаргона, каких в арсенале Нины Николаевны не было и быть не могло.

В чем абсолютно прав биограф — в швейцарском лексиконе Нины Николаевны не было австрийского солдатского жаргона, блестяще описанного Гашеком в «Похождениях Швейка». Не очень понятно, как солдатский сленг австро-венгерской армии первой мировой мог помочь разведчику второй мировой, но мы же не будем мелочиться, правда? Но все же о лингивстике. Может именно этот пленный чех беседовал с мальчиком на правильном немецком? Но и тут нас ждет разочарование: скорее всего, бывший солдат австро-венгерской армии говорил на пражском варианте немецкого языка.

Пражский немецкий язык (нем. Prager Deutsch, чеш. pražská němčina) — обозначение разновидностей (преимущественно письменного) немецкого языка, используемых на территории Богемии, и прежде всего в столице Чехии — Праге. Развитие пражского немецкого имело исключительную роль в истории немецкого языка и стало возможным благодаря существованию старейшего немецкоязычного Карлова университета, а также широкому распространению языка в Чехии до второй половины XX века. Наряду с чешским языком в средневековой Богемии использовались немецкие диалекты.

Чехия до первой мировой войны входила в состав Австро-Венгрии, так что немецкий язык являлся там государственным. В Средние века на юге и юго-западе Чехии использовались южно- и среднебаварские диалекты, пришедшие из Австрии. На севере и северо-востоке были распространены восточносредненемецкие диалекты, близкие к диалектам Саксонии и Силезии. В крупных городах, и прежде всего в Праге, пражский немецкий язык всё чаще сочетал в себе черты южнонемецких диалектов юга Богемии и средненемецких особенностей канцелярского языка севера. Как говорится, «солянка сборная». Интересно, какому же из диалектов пражского немецкого учил Яворек любопытного Никешу? Не очень ясно, но уж точно не Hochdeutch, которого пленному чеху просто неоткуда было взять. Ну, а солдатский жаргон — конечно же, необходимое знание для ученика семилетки. Это допущение вновь объяснимо сверхзадачей автора: перекинуть мостик к блестящему владению солдатскими словечками будущего «легендарного разведчика». Но выглядит это довольно неуклюже.

Третьим наставником Кузнецова стал провизор местной аптеки австриец Краузе.

Австриец! На каком языке беседовал с Никешей герр Краузе? И тут нам вновь придется прибегнуть к науке лингвистике.

Австрийский вариант немецкого языка (нем. Österreichisches Deutsch) — национальный вариант немецкого языка в Австрии, отражающий языковые особенности речи австрийцев.

…после 1867 года с установлением двуединой м онархии Австро-Венгрии… в австрийский вариант проникают многочисленные заимствования из соседних языков: итальянского, хорватского, чешского, сербского, словенского, венгерского и других. Попытки нормирования правописания на основе верхненемецкого языка, предпринятые во время первой (1876) и второй (1901) орфографических конференций потерпели неудачу.

Не буду утомлять вас особенностями произношения, лексики и грамматики австрийского языка. Поверьте на слово — он отличается от литературного немецкого.

Правда, в отличие от Гладкова, утверждающего, что Краузе — австриец, Сергей Петрович и Дмитрий Сергеевич Кузнецовы (в дальнейшем — С. Кузнецов) в книге с очаровательным названием «Николай Кузнецов — непревзойденная легенда» пишут, что Вильгельм Адамович Краузе (1887–1961) родился в г. Хелм, в Польше, в семье немецких фермеров, затем окончил Ярославское медицинское училище и учил мальчика говорить «только с классическим берлинским диалектом», который автор называет «эталоном немецкого языка „гох плят дойч“» (орфография оригинала!). Скорее всего, однофамильцам «легенды разведки» было необходимо оправдать наличие берлинского диалекта у Кузнецова в разговоре с агентом НКВД, о котором речь впереди. Чего не сделаешь ради подтверждения расползающейся теории!

Коротко:

Берлинский диалект имеет множество фонетических несоответствий с литературной нормой. Некоторые особенности берлинского произношения, имеющие исторический характер, относятся к нижненемецкому влиянию, другие — к верхненемецкому… Строго говоря, берлинский диалект — Berlinerisch — не является диалектом в прямом смысле слова. Это «метролект», язык крупного города, возникший в результате слияния различных говоров с большим влиянием французского и идиш.

Думается, что подобное отношение биографов к берлинскому диалекту связано не только с незнанием тонкостей немецкого языка, но и перенесением на него традиционного российского отношения к московскому произношению, которое считается произносительной нормой. К несчастью для авторов, в Германии все совсем не так.

Уровень доверия всем этим сведениям можно понять из цитаты: «На первых занятиях Ника узнал от дяди Вилли, что на немецком языке разговаривают не только в Германии, но и в Австрии, в Швейцарии». Да ладно?! Неужели учительница Автократова или чех Яворек не просветили в этом важном вопросе маленького Никешу?

Подытожим факты — только факты! Никанор Кузнецов беседует с тремя носителями трех разных диалектов, а по сути — трех довольно отличающихся друг от друга языков. Чтобы хоть как-то выйти из лингвистического тупика, биографами придумывается ловкий ход: будущая легенда разведки объявляется знатоком то ли пяти, то ли шести диалектов, в том числе, и берлинского, спасибо дяде Вилли.

При этом Никанор не с утра до ночи изучает любимый «немецкий», но посвящает много времени чтению, драмкружку, учится играть на балалайке и гармони. Ну и так, по мелочи:

«Любил петь. У него оказался хороший слух, сильный, приятный голос… Танцевал с девушками вальс, польку, кадриль. Умел плясать русскую и лихо отбивал чечетку.

…Любил играть в шахматы и нередко обыгрывал кого-нибудь из нас. Он самостоятельно решал шахматные задачи, хорошо играл и в шашки.

Ника любил купаться и с наступлением теплых дней постоянно ходил со школьными дружками на Пышму. Плавал он хорошо и Пышму (около двухсот метров в ширину) переплывал туда и обратно без передышки. Хорошо нырял, для чего выбирал крутые берега. Увлекался рыбалкой. По утрам до школы всегда „крутился“ на турнике, который сам и сделал».

Все составляющие мифа налицо: герой обязан быть талантлив абсолютно во всем, петь, плясать, танцевать, быть физически развит — плавание, гимнастика, у него должны быть как интеллектуальные — шахматы — так и простые человеческие — рыбалка — увлечения. Есть какая-то сфера деятельности, в которой Кузнецов не проявил бы себя в свои 14 лет?

Естественно, герой должен прекрасно плавать, да вот незадача: ширина Пышмы в районе Талицы, в среднем течении реки, около 50 м. Может, Гладков