Каннинга была репутация блестящего знатока Турции и противника кабинета Дж. Абердина в палате лордов. Таким образом, отправляя его в Константинополь, премьер-министр решал несколько задач одновременно.

Каннинг прибыл в столицу Порты 5 апреля и сразу же приступил к действиям, фактически управляя действиями турецкой стороны и подталкивая ее к срыву переговоров с Меншиковым. Возможно и не желая (как он сам утверждал), чтобы русско-турецкие отношения вошли в кризис, который закончится войной, этот британский дипломат сделал всё возможное для того, чтобы события развивались именно по этому сценарию. В любом случае его действия полностью соответствовали страхам и опасениям «туманного Альбиона».

Британский посол нисколько не симпатизировал Оттоманской империи: в переписке с Пальмерстоном[3] он называл особенности ее управления — тотальная коррупция в административном аппарате, беспорядок в государственных финансах, насилие и обман в каждой отрасли государственных доходов и т. п.

Для предвоенного периода состояние османских финансов действительно было не блестящим. Еще в 1839–1841 гг. один из наиболее активных сторонников политики танзимата Решид-паша попытался обсудить с британскими банкирами возможность внешнего займа. Главным условием его предоставления была передача кредиторам таможенных поступлений от Константинополя, Салоник и Смирны. Но финансисты потребовали и гарантий собственного управления средствами, на что правительство отказалось пойти. Финансовое положение Оттоманской империи постоянно ухудшалось. В 1840 г. в Турции были введены бумажные облигации казначейства, выкупаемые через 8 лет, под 12,5 % до 1844 г. и под 6 % после. Несмотря на большой номинал, усложнявший широкое применение облигаций, это было введение бумажных денег в Турции.

Ситуация не выправилась. Объем бумажной денежной массы в Турции постоянно рос. В 1844 г. расходы империи составили 150 млн пиастров (из них на двор султана — 60 млн) при государственном долге в 349,5 млн пиастров. В 1848 г. Решид основал Константинопольский банк, но в 1851 г. он обанкротился, не выдержав соперничества с иностранными конкурентами. Из-за постоянного кризиса финансы постепенно подошли к опасной грани. Ряд неурожаев, восстание в Боснии, военные расходы — банк не смог вынести совокупности этих нагрузок. В том же году Решиду удалось добиться подписания договора с Францией о выделении кредита в 55 млн франков, но визирь-реформатор вскоре был отправлен в отставку, султан отказался ратифицировать соглашение, и от него отказались (правда, Константинополю пришлось выплатить компенсацию в 2,2 млн франков). Турецкий дебют на международном банковском рынке был крайне неудачным, а отставка Решида законсервировала привычную финансовую политику, на которую так критически смотрел представитель Лондона.

Оценка, данная османскому государственному аппарату Стратфордом Каннингом, была верной в целом и в деталях. Впрочем, это ничего не меняло в той политической линии, которой он придерживался. В этом не было ничего необычного для поведения дипломата Великобритании. Публично взывая к принципам, на деле он предпочитал вести дела, исходя исключительно из соображений государственных интересов объединенного королевства. В этой стране, по словам русского посла барона Бруннова опасались не столько сенеда о правах Православной церкви, сколько русского таможенного тарифа на проливах как результата усиления нашего влияния в Турции. Последнее, таким образом, могло поставить под угрозу уже не только английскую торговлю и не только в Дунайских княжествах, но и на Черном море, что было решительно неприемлемо для Лондона.

«Вот почему, — писал Бруннов Нессельроде 26 мая (7 июня) 1853 г., — для Константинополя опасаются не столько наших солдат, сколько наших таможенных чиновников. Если бы здесь надеялись, что политическая перемена в Турции была бы возможна без нанесения ущерба свободе торговли, то траур по великим оттоманам был бы скоро забыт… всё это более мелко, чем политично».

Не обращая внимания на подобные «мелочи», русская дипломатия, вслед за политикой, делала одну ошибку за другой. Николай I находился в плену своих иллюзий относительно возможности достичь согласия с Англией. 20 апреля он снова встретился с Сеймуром и вновь вернулся к разговору о «восточном вопросе». Император поблагодарил британского дипломата за возможность диалога между Петербургом и Лондоном и высказал свое удовлетворение тем, что обмен мыслями проходит в дружеской тональности. Действительно, в это время еще казалось, что действия Парижа в Турции остаются изолированными.

Англичане поначалу отказались отправить свою Средиземноморскую эскадру из Мальты вслед за французами. Ее состав в это время был относительно невелик: два 120-пушечных, два 90-пушечных и один 80-пушечный линейный корабль, один 50-пушечный фрегат, три 16-пушечных, два 14-пушечных, два 6-пушечных, два 2-пушечных и один 3-пушечный пароход. Такая сила не считалась достаточной, на первом этапе эскадра была только приведена в состояние повышенной готовности. Западная эскадра, базировавшаяся в Лиссабоне, имела в своем составе 92-пушечный и 90-пушечный линейные корабли, пять новейших винтовых фрегатов, имевших на борту 51, 36, 26, 17 и 15 орудий соответственно, и два 16-пушечных колесных пароходо-фрегата. Отправлять ее в Средиземное море не торопились, так как эта эскадра могла потребоваться и для действий на Балтике. В июне эти корабли были соединены с судами, охранявшими подступы к Британии. Что касается Средиземноморской эскадры, которой вскоре всё же пришлось приступить к действиям, то существенную поддержку (116-пушечный и 90 пушечный линейные корабли и 91-пушечный винтовой линкор) она получила только осенью, когда на Балтийском море уже появился лед.

Тем не менее уже весной 1853 г. благожелательная позиция, занятая Лондоном в отношении Оттоманской империи, была достаточно чувствительной, во всяком случае — в Константинополе. Еще 19 (31) марта турки демонстрировали готовность пойти на уступки в основной части русских требований по вопросу о Святой Земле. Нерешенным оставался только вопрос о том, как должен выглядеть купол храма Рождества после ремонта. Вскоре, почувствовав и дипломатическую, и военную поддержку Великобритании и Франции, турецкое правительство не согласилось предложениями Меншикова, даже когда они были предъявлены в ультимативной форме. Посол чувствовал неизбежность срыва переговоров, извещая императора и Нессельроде, что без поддержки русских требований силой невозможно ожидать их принятия турками. Его ожидания оправдались. 23 апреля (5 мая), в ответ на турецкие проволочки в переговорах, Меншиков вручил Порте ноту, требуя ответа по русским требованиям в течение пяти дней. Турки согласились пойти навстречу русской программе относительно Святых мест. Во всем остальном их уступчивость заканчивалась. По истечению срока на ультиматум был дан отказ.

Более всего в Константинополе испугались требования подписать сенед о пожизненном назначении четырех православных патриархов Оттоманской империи. Гарантом его действия должен был стать император Всероссийский. Подобный акт фактически создавал религиозную автономию для 12 млн подданных султана под покровительством иностранного монарха и поэтому был категорически неприемлем для турецких властей, тем более что в этот период они опасались начала нового восстания на Балканах. Меншиков испробовал все способы склонить турок к уступкам дипломатическими способами, включая личную аудиенцию у султана, но эти попытки только лишь