– Да, похоже на то, только… В общем, его это огорчило.

– Почему? Они что, за решеткой или вроде того?

– Нет, совсем нет, я уверена, но…

– Тогда новость просто отличная, мисс Росси.

Франческа встала.

– Поживем – увидим. Только никому об этом не рассказывай. Нам с Феликсом еще нужно поговорить. Я тут заскочила положить кое-что в сейф.

В этот миг в холле раздались шаги, и Франческа подала голос:

– Аделина, мы здесь!

Мэгги не сводила глаз с ежедневника и почувствовала, что заливается краской, когда Франческа подняла его и помахала им перед ее носом.

– Пожалуй, уберука я его в сейф… Стыдись, Мэгги!

В этот миг в дверях показалась Аделина – она улыбнулась им и весело помахала рукой. С Франческой они дружили еще с колледжа. Тогда их и доктора Росси можно было частенько видеть втроем. Год назад он начал встречаться с Аделиной – словно прозрел и увидел ее в новом свете. Если между ними все пойдет гладко, то и Франческа наконец позволит себе влюбиться и завести собственную семью.

Мэгги до сих пор недоумевала, почему доктор не заметил Аделину раньше. За всю свою жизнь ей не доводилось видеть женщины красивее. Стройная и хрупкая – ни капли жира – и к тому же натуральная блондинка с серыми, глубоко посаженными глазами, она покоряла каким-то неуловимым очарованием. Сначала Мэгги была готова ее невзлюбить, однако, встретившись с Аделиной, тут же изменила свое мнение. Всем почему-то хотелось быть с нею рядом.

Аделина подошла, протягивая руки для объятия.

– Мэгги, почти месяц тебя не видела! Как поживаешь? Мэгги обняла ее.

– Отлично. А вы?

Аделина слегка отстранилась.

– Чудесно! Вы только посмотрите! – сказала она, озорно глядя на шляпу, которая белой птицей угнездилась на столе.– Неужели твоя? Откуда вдруг такая прелесть?

Мэгги сделалось дурно. Будто пол-Пятой авеню сговорилось обсудить ее шляпу! Ей захотелось провалиться сквозь землю.

– Да, моя.

Аделина кивнула на стол.

– Какая красота, Мэгги! Примеришь для нас? Ну пожалуйста!

Мэгги почувствовала, что Аделина пытается немного развеселить Франческу. Она не смогла отказать ей и надела шляпку. На лице Аделины появилось лукавое выражение, и через миг обе девушки прыснули в кулаки, словно школьницы.

– Божественно. Просто божественно,– сказала Аделина.

– Еще бы,– не сдержалась Мэгги.– Грэм Смит, в конце концов.

Собеседницы удивленно переглянулись. Зря она это сказала.

Франческа подошла ближе.

– Грэм Смит? Ну и ну! И ты купила ее, Мэгги? Чего ради? На мгновение Мэгги пожалела, что не может врать, не краснея.

– Помните, я вам рассказывала про Шармину?

– С которой вы ходите в церковь?

– Да. Ну так вот,– Мэгги принялась взахлеб объяснять,– мы уже пятнадцать лет ведем шляпный турнир, а Шармина недавно прожужжала уши всей общине о новой шляпке, которую она заказала. К нам в церковь сегодня приезжает проповедник из Калифорнии, чья жена держит шляпный бутик. Понимаете? В церкви устроят большой конкурс шляп, и она будет судить его, а Шармина сказала, что выиграет, и я…– Она осеклась, чувствуя себя глупее некуда.

Франческа подхватила шляпку с головы Мэгги, нахлобучила ее на себя и прошлась, забавно гримасничая.

– Можешь не волноваться, Мэгги. Шармине ничего не светит.– Она подошла к Аделине, чтобы примерить убор и на нее.

Мэгги застыла на месте.

– Брось, Франческа, – отмахнулась Аделина, но та уже пристроила шляпу у нее на макушке.

– О! Что за чудо! Повернись, мы хотим посмотреть. Когда девушка повернулась, у Мэгги перехватило дух.

Шляпка была ее – имелся даже специальный именной сертификат,– но предназначалась явно Аделине.

Девушка сняла убор и вернула его Мэгги, заглядывая в глаза. То, что Мэгги ощутила при этом, можно было бы назвать теплом родственных душ, если бы они так не разнились.

– Сегодня ты победишь,– сказала Аделина и исчезла в холле.

Франческа, которая еще не отошла от потрясения, взяла Мэгги за руки.

– Когда Шармина увидит тебя, ее удар хватит! Точно говорю!

Когда Мэгги не ответила, Франческа вгляделась в ее лицо.

– Ладно, уж мне-то ты можешь сказать правду…

– Я всегда говорю правду, мисс Росси.

– Ну…– Франческа сжала губы и подняла брови, рассматривая шляпку.

Мэгги до того смутилась, что не могла ни слова вымолвить. Для окружающих Франческа служила эталоном роскошной жизни – орхидеи, спортивный «ягуар», черный андалузский жеребец по кличке Царь,– а на самом деле она пыталась быть прижимистой, заявляя, что считает недопустимым сорить деньгами по пустякам. Что-то хозяйка подумает о ее, Мэгги, расточительности?

Франческа тронула ее за руку и поцокала языком.

– Прости, что ухожу от темы, но не могла бы ты снова приходить к нам каждый день?

Мэгги вспомнились чудесные обеды у Росси и запеченный тунец, которым ей приходилось давиться в течение полугода.

– Хорошо, – тихо сказала она, – хотя доктор и так платит мне как за всю неделю.

– Только за уборку лаборатории. Может, возьмешь на себя все остальное?

– Как скажете.

– Вот и отлично. А я уговорю его повысить твое жалованье. Определись, когда будешь ходить в свою школу для медсестер, и дай мне знать. Завтра и приступай.– Франческа направилась к двери.– А сегодня повеселись хорошенько. Ты это заслужила, Мэгги. Потом не забудь рассказать.

– Вы уходите?

– Да. – Она задержалась на пороге. – Мы с Аделиной собираемся в похоронную службу, а потом думаем отправиться в Лэндинг и переночевать в коттедже. Хочу на ночь уехать из города.

Мэгги кивнула. Коттеджем Росси называли дом на той стороне Гудзона, в Клиффс-Лэндинге, хотя он был вдвое, а то и втрое больше обычного коттеджа.

Когда Франческа удалилась, Мэгги долго смотрела на запертую дверь. Потом прошла в тамбур, где сняла латексные перчатки и лабораторный халат, скатала порванные колготки, надела новую пару, которая оказалась уже в икрах и полнее в бедрах, чем ей хотелось, и наконец, не боясь, что ее кто-то увидит, достала косметичку и привычными движениями освежила макияж: провела тональным карандашом от переносицы к кончику носа, чтобы отвлечь взгляд от широких ноздрей, и повторила тот же прием с губами, слишком полными на ее взгляд (коричневый блеск – по контуру, а для внутренней зоны – оттеночную помаду). Осталось только припудриться – и готово. Карие с оливковыми искорками глаза – дар Божий – она оставила без изменений.