«Да, ну и мысли! С чего это я вообще о нем думаю? Он себя со мной повел так высокомерно, так резко критиковал мои действия на сегодняшнем семинаре! Вряд ли такой гордец вообще сможет с кем-нибудь договориться». Странная обида подступила к сердцу, и это было совершенно новым ощущением: раньше я ни на кого так не обижалась.

Заблокировав на всякий случай двери в «Мазде», я нажала на газ, и машина, бешено взвыв, рванула с места. Оглянувшись назад, я заметила, что «Рэйнджровер» с роскошной аэрографией тоже отъезжает со стоянки. Одно мгновение – и джип догнал мою малолитражку. Он подъехал так близко, что мне стало видно водителя: это был Стронг, суровый, почти злой.

«Похоже, он совсем не умеет соблюдать дистанцию. Если заторможу, он сразу врежется в меня! Или мне кажется?» Я прибавила газу и слегка оторвалась от «ровера». «Как все это странно, странно! Куда же едет этот секс-символ? Ведь не следит же он за мной, в самом деле?! Зачем ему понадобилась моя скромная персона? Скорее это я к нему неравнодушна – сколько дней рыдала, вспоминая гибель его героя в той злополучной мелодраме».

Мы выехали с проселочной дороги на Калужское шоссе. Я стала лавировать между ленивыми автомобилями, которые двигались в шахматном порядке по абсолютно свободному шоссе. «Почему они едут на черепашьей скорости в крайнем левом ряду? Для этого существует правый ряд! – Я так увлеклась, подрезая других, что потеряла из виду Роберта. – Он что, отстал? Наверное, не может ездить так же экстремально, как мы, русские. У нас даже огромные фуры и бетономешалки передвигаются, как пилоты „Формулы-1“. А что творят маршрутки!»

Я встала на светофоре, чтобы развернуться. Руднев должен был ждать меня сразу за указателем на пансионат «Лесной». Наконец зажглась зеленая стрелка, разрешающая движение, и я вырулила на узкую дорожку. Остановилась и глубоко вздохнула, словно перед прыжком в холодную воду.

Меня ждали. Дверца новенького черного автомобиля распахнулась, и из него вышел Алексей Львович.

«Майбах», два огромных черных джипа сопровождения, многочисленная охрана – так он привык передвигаться по Москве и ближайшему Подмосковью.

Эта большая компания заняла собой весь въезд на дорогу, хотя дисциплинированно постаралась прижаться к правой обочине. Я тоже попыталась аккуратно припарковаться, поставив свою машину сразу за черным джипом, сопровождавшим моего знакомого. Прихватив сумочку с документами, я захлопнула дверцу и щелкнула пультом сигнализации.

Увидев меня, охрана вышла из джипов и вытянулась по обе стороны дороги. Мне пришлось пройти мимо огромных мужчин, одетых в темные костюмы, и ощутить на себе их внимательные взгляды. Странное чувство. При малейшей опасности для своего шефа они немедленно со мной расправятся.

Руднев все еще стоял рядом с распахнутой дверью машины. Он завороженно смотрел на меня. Чем ближе я к нему подходила, тем более восхищенным становился его взгляд. Я привыкла к такой реакции на свое появление и не удивлялась, когда богатый и влиятельный мужчина рядом со мной становился похожим на плюшевого доброго щенка.

Вообще я пользовалась хорошим отношением мужчин без зазрения совести.

Лет с пяти я начала замечать, что мальчишки в детском саду в лепешку готовы были расшибиться, чтобы мне угодить. В школе ситуация еще больше усугубилась, потому что стало очевидно – я являюсь предметом вожделения всех своих одноклассников, без исключения. Они дрались за право донести до дома мой портфель или помочь с домашними заданиями. Девчонки этого не понимали. «Что в ней особенного? – недоумевали завистницы. Она же не красавица!» Кто-то из них пытался дружить со мной, чтобы быть ближе к парням, но я сразу чувствовала фальшь и прерывала общение. Остальные девочки просто тихо злились и делали вид, что меня нет.

Когда мне исполнилось семнадцать, рядом стали появляться взрослые мужчины – такие, как Руднев. Я не находила ничего плохого в том, чтобы с ними дружить. Простое приятельство – без обязательств, без обещаний и, упаси боже, без серьезных отношений. Я позволяла мужчинам любить меня. То, что я сама ничего к ним не испытывала, вовсе не означало, что мне нужно было избегать такой выгодной дружбы. Нельзя отказываться от того, что само плывет в руки! Мужчины обеспечивали мне такой уровень жизни, при котором можно было просто не думать о деньгах.

Подойдя вплотную к Рудневу, я непринужденно сказала:

– Приветствую, Алексей Львович!

Он схватил мою руку сухими теплыми ладонями, затем попытался притянуть меня к себе, но я холодно отстранилась. Не отпуская мою руку, Руднев сказал одному из охранников:

– Дима, мы поговорим. Пусть водитель выйдет.

Он буквально силой втащил меня в красивый салон «Майбаха», пахнущий кожей и дорогим мужским одеколоном. Все было, как обычно. Руднев нажал на кнопку, и из выдвижной панели показались хрустальные бокалы и бутылка «Дом Периньон». Кажется, восемьдесят пятого года.

– Выпьешь со мной, Мила? – спросил он негромко.

– Алексей Львович, вы же знаете, я не пью, – твердо ответила я, посмотрев ему прямо в глаза.

– Знаю, знаю, – осекся мой собеседник, – просто предложил.

– Спасибо! – Я равнодушно пожала плечами.

– Я тебя уже чувствую. Никаких лишних слов. Торопишься… – задумчиво сказал он.

Эта тихая грусть совсем не вязалась с обликом сурового государственного мужа. Со мной Руднев оставлял привычку командовать и почти по-отечески расспрашивал о делах, увлечениях, друзьях.

– Сегодня первый день твоей учебы в университете. Как все прошло? – улыбнулся мой друг.

– Одни бабы учатся, – в шутку пожаловалась я, – меня уже не любят.

– Это понятно, – кивнул Руднев.

– Скучно, – добавила я.

– Это тоже понятно. Я же предлагал тебе на выбор – МГИМО, МГУ. У меня хорошие связи. Там не соскучишься.

– Спасибо, – сухо сказала я, – ни к чему. Я пока вообще ничего про себя не понимаю. А учиться в таких вузах – дело серьезное, ответственное. После них надо идти работать по специальности… Иначе зачем вообще тратить время и силы?

– Да необязательно. Потом можно выйти замуж, родить детей и уже никогда не думать о работе. – После этих слов он многозначительно сжал мою руку.

Я сделала вид, что не поняла намека. Даже если бы мне и захотелось стать женой этого солидного дяди, сперва пришлось бы «развести» его с супругой, а также с многочисленными детьми, братьями, сестрами и много с кем еще. Обычно у людей, занимающих видное положение в обществе, уйма родственников. И они с удовольствием пользуются преимуществами жизни при богатом, влиятельном человеке. Развод, даже если несчастный на него и решится, будет утомительным и тяжелым. Жена будет цепляться за супруга, как утопающий за соломинку. Она начнет орать, что покончит с собой, рыдать, обещать удушить соперницу и, в конце концов, сляжет с инфарктом. А несчастный мужик, почувствовав, наконец, себя виноватым, будет разрываться между больницей, где лежит жена, и любовницей, которая жаждет скорого развода. Последней ужасно хочется сесть на шею престарелому горе-любовнику на законном основании. Социально конкретизироваться, так сказать…