морщит нос и с отвращением бормочет: "Чёртова дыра! Держу пари, что дальше будет ещё хуже". Он самый унылый член нашей команды. (И, глядя на его печальное, осунувшееся лицо, я тогда даже не могла представить, что четыре месяца спустя встречу его "где-то в Африке", загорелого, румяного, превозносимого всеми до небес, как одного из самых способных хирургов и организаторов в этой конкретной части зоны боевых действий. Там он говорит мне, что его работа оказалась вполне приемлемой и что жена опять здорова. Но в те особые дни нашего первого полёта в Африку он неизменно был тревожен и мрачен).

Другой же доктор, молодой и жизнерадостный, затевает круговой обряд посвящения всех присутствующих в "сорюмашники"17, и вскоре моя первая долларовая купюра покрыта подписями товарищей по путешествию.

Мне объясняют, что первые "сорюмашники" появились во время прошлой войны в среде авиаторов ВВС. Однако их было очень мало. Позже, в 1938-ом году, лётчики из "Пан Американ" вновь возродили данную традицию на Аляске. Потом членство стало распространяться не только среди лётчиков, пересёкших океан, но и среди пассажиров таких рейсов. Новичок должен заплатить по доллару всем присутствующим "сорюмашникам", те же, в свою очередь, подписывают его долларовую банкноту, которую он должен затем хранить в качестве членского билета. Он обязан предъявлять этот билет всякий раз, когда другой "сорюмашник" просит об этом, в противном случае, то есть будучи пойманным без него, должен вновь заплатить по доллару либо же проставить по рюмашке каждому присутствующему члену клуба.

В сообществе "сорюмашников" состоят и президент Рузвельт, и Уэнделл Уилки18, и генерал Арнолд19, и большое число людей в армии и на флоте, которые пересекли океан, – от генерала до рядового и от матроса до адмирала.

Мы летим над бескрайними бразильскими джунглями, и в иллюминаторы льётся резкий и жёсткий тропический солнечный свет, – столь же тревожный и ослепляющий, как в ясный ветреный день на море. Время от времени кажется, будто крупные облачные образования, висящие над землёй, плывут, подобно огромным океанским айсбергам, поперёк пути Клипера, хотя на самом деле это впечатление создаётся лишь нашим движением. Вновь и вновь нас на пару минут начинает швырять из стороны в сторону, когда мы прорезаем эти гороподобные громады, несомненно, таящие в себе опасности, о коих мы, пассажиры, даже не догадываемся. Иногда под нами расстилаются лёгкие и пушистые кучевые облака, и тогда я представляю, что мы скользим на их гребне, направляясь к возвышающимся вдали кучево-дождевым гигантам.

Мы летим всё дальше и дальше, теперь уже над густыми зарослями, окружающими огромную реку. Я размышляю над тем, что случилось бы с нашим гидросамолётом, доведись нам совершить вынужденную посадку в таких дебрях. Наконец тоненьким голосом задаю свой вопрос, и опытный в этих краях ветеран услужливо объясняет, что может произойти. Оказывается, не так давно он находился в обычном транспортнике, следовавшем вдоль побережья Южной Америки, когда разразилась одна из ужаснейших тропических бурь. (В этот момент я бросаю быстрый взгляд в иллюминатор, дабы оценить ситуацию с приближением к какой-либо опасной туче, но, слава Богу, в поле зрения их нет и наш небесный путь спокоен и чист).

"Итак, – продолжает он, – наш самолёт сбился с курса, радио и компас вышли из строя, и вот мы уже над джунглями, 'мато', как они их тут называют, с минимальным количеством горючки в баках. Темнота сгущалась быстро, и вскоре командир приказал всем готовиться к прыжку. Но никто не спешил, а он вдруг заметил прогалину и резко дал вниз. Пару мгновений спустя мы услышали свистящий звук веток, бьющихся о фюзеляж, за которым последовал сильный удар. Так мы очутились на дне высохшего озера в джунглях, и, к счастью, никто не пострадал. Это можно смело назвать удачной, хотя и не очень мягкой посадкой". (Позже история была записана газетчиком Эдом Каннингемом, сопровождавшим спасательную команду в качестве штатного корреспондента армейского издания "Янки", и несколько месяцев спустя я наткнулась на неё в газете "Новые горизонты"). Посланные вверх сигнальные ракеты результата не дали. Цивилизация была в 150 милях20 оттуда. Девять мучительных дней они продирались сквозь спутанные заросли и сплавлялись на своих резиновых спасательных плотах по узким, забитым буреломом речушкам. Питались рыбой, курицей и купленными у туземцев апельсинами. Наконец, добравшись до большой реки, проплыли по ней много миль. Идея состояла в том, что, спустившись вниз по течению, они должны оказаться на берегу моря. Но то было опасное путешествие из-за крокодилов и пираний, которые особенно любят человеческое мясо. Продолжая непрерывно грести, они однажды ночью увидели пароход и стали отчаянно сигналить единственным остававшимся у них источником света – зажигалкой. И таким оригинальным способом они добились своего спасения, а позже был найден и их разбитый транспортник.

"Вот что может случиться с теми, кто уцелеет при крушении самолёта в 'мато', – заключил счастливчик, доживший до возможности поведать миру свою историю. – Но с какой стороны ни глянь, это был не самый приятный опыт, поскольку, помимо крокодилов и пираний, ходят слухи, что по джунглям до сих пор бродят охотники за головами, и их совершенно не интересуют головы, добытые с уже мёртвых тел. Разумеется, летя на этом гидросамолёте, мы в гораздо большей безопасности, так как сможем легко приводниться на любую из здешних глубоководных рек."

Наша следующая остановка – Натал на реке Потенги, и мы прибываем туда в середине дня. На небольшом пирсе с плетёными стульями, выставленными полукругом на площадке перед компактным залом ожидания, меня, к моему удивлению, встречает морской офицер, однокурсник моего мужа по Аннаполису21. Он представляется и объясняет, что знал о моём прилёте, так как всегда просматривает списки пассажиров прибывающих Клиперов.

"Меня уже ничто здесь не удивляет, – говорит он. – Это всё равно что сидеть в парижском кафе на Рю-де-ля-Пэ22, наблюдая, как мимо тебя прогуливаются друзья и знакомые. Нынче все приезжают в Натал – он стал весьма модным местом. Впору назвать его 'Наталом на водах'".

Неподалёку от морской базы Клиперов деловито строят аэродром. Но когда я иду к нему, караульный прогоняет меня прочь.

В отличие от Порт-оф-Спейн, тут нам разрешают съездить в город, и я меняю немного денег и покупаю скромные подарки, чтобы отвезти их в Россию. Я нахожу американскую зубную пасту и мыло, шёлковые блузки, чулки и несколько серебряных и золотых безделушек. Один торговец предлагает мне прекрасный бразильский алмаз по очень разумной цене, и позже я сожалею, что не взяла его.

Мы совершаем променад