– Ты боишься боли?

– Да нет… Я уже рожала. Это все проходит. Я боюсь, что придется хоронить, держать на руках мертвого.

– Думай о том, что, если так случится, значит, твой малыш сразу отправится на небо, не успев вкусить всей земной боли.

– Но он же будет некрещеным?

Дед усмехнулся. Я почувствовала, что сказала какую-то глупость.

– Неужели ты думаешь, что это имеет значение?

– А разве нет? Как там было в «Божественной комедии» у Данте. Первый круг ада для некрещеных младенцев.

– Я и забываю, что ты в институте изучала много литературы, – улыбнулся он уже мягче. – Но в данном случае лучше было бы почаще читать Библию.

– Но разве это противоречит Библии?

– Маша, крещение – это таинство, обряд, но про крещение младенцев в Библии не сказано ничего. Изначально крещение было актом веры и очищения от прежних грехов взрослого человека. Уже позже по аналогии с Ветхозаветным обрезанием как очищением от первородного греха зачатия в Новом Завете таким актом стало крещение.

– Как-то это непривычно от тебя слышать. Это же противоречит православию.

– Нет, совсем нет. В крещении младенцев нет ничего плохого, как это утверждают всякие сектанты, но это и не приводит некрещеных младенцев в ад.

– Я сегодня по радио про это же слушала, пока мы ехали. Ты слышал, наверно, про такого бывшего священника – Николая Коломийцева? Он про это говорил. Что крещение – лишь обряд.

Дедушка рассмеялся.

– Помню, как мы с ним это в институте обсуждали.

– В институте? – удивилась я.

– Конечно, это же мой студент бывший.

– Ничего себе, я и не знала.

– Да, один из тех, кто меня до сих пор с днем рождения поздравляет, письма присылает по электронной почте. Бывает даже иной раз и я ему пишу, когда его спорное выступление услышу. Он отвечает. Не зазнался.

– Но его же раскольником называют?

– Да, называют. И это действительно так. Но ты знаешь, сейчас, когда мне уже столько лет и я столько в жизни видел, я не готов сказать, что он настолько уж неправ. Когда был коммунизм, служение в церкви было подвигом. Туда действительно шли люди, которые хотели нести веру и понимали, что мирских благ они не получат, этот путь не вел к богатству и почестям. Но в 90-е все изменилось. И в церковь стали приходить другие люди, с другими целями. Когда Николай после института уехал в Москву, он хотел многого. Наверно, не стоило ему в священники идти. Уж скорее в политики. Слишком пытливый у него ум. И слишком много амбиций. Это мешает служению. Но я точно помню, что он всегда был тверд в своей вере и хотел пробиться наверх, чтобы больше сделать для церкви и для людей. Изменить ее в лучшую сторону. Но не получилось. Церковь его вытолкнула. Хорошо, что сейчас много возможностей проповедовать и без церковной поддержки. Вон сколько людей его в интернете смотрят.

Я слушала как завороженная. Когда дед замолчал, мне, наконец, удалось произнести:

– Я и забываю иногда, что ты не просто мой дедушка. И что ты столько в жизни повидал.

– У меня была жизнь долгая, но очень непростая. Возможно, и твой малыш будет жить долго и еще дождется своих внуков, – при этих словах дедушки к моим глазам подступили слезы. Он добавил: – А возможно, он проживет короткую счастливую жизнь в твоем животе. Не лишай его хотя бы этого. Он там уже живой. И только Господь знает, сколько ему отмерено. Ты не вправе решать за него.

* * *

Назад в тот день мы ехали молча. Мы ушли раньше всех, сил оставаться среди празднующих родственников не было. С родителями я перекинулась лишь парой слов: «как дела, как Алина, спасибо, все хорошо» и все. Я села за руль, Олег довольно много выпил и задремал в машине. Я вышла от деда в смятении. А чего я хотела? Надеялась, что он оправдает меня и скажет: «Иди, делай аборт, ничего страшного»? Честно, да, именно этого я и хотела. Чтобы кто-то принял решение за меня. И мне не пришлось бы брать на себя ответственность. Я не хотела чувствовать себя виноватой, ни если бы мой ребенок не выжил, ни если бы я сделала аборт, а после этого нашлось лекарство. Больше всего я боялась сделать что-то неправильно.

Когда я открыла дверь в квартиру, то сразу поняла, что что-то не так. У входа стояли две незнакомые пары обуви. Мужской. Из комнаты доносились музыка и смех. Я даже не успела разуться и с криком «Алина!» бросилась в комнату к дочери. Олег, несмотря на выпитое, тоже сразу понял, что у нас гости, и побежал за мной. Мозг уже нарисовал страшную картину, как мою девочку насилуют два подонка, но все оказалось не так.

Алина сидела на кровати вместе со своей подружкой, с которой они ходили на гимнастику. Кате было тринадцать, и ее фигура уже приобрела вполне девичьи очертания. Алина немного завидовала ей из-за этого. Сейчас моя дочь была в коротеньких шортах и облегающей майке, под которой за счет лифчика с пуш-апом отчетливо выделялась грудь. Она была ярко накрашена. Ее приобнимал какой-то парень лет пятнадцати-шестнадцати, сидевший на корточках возле кровати, другая его рука лежала у нее на голом колене. Второй пацан стоял возле стола и что-то делал за ноутбуком, возможно, переключал музыку.

Когда мы с Олегом зашли, они мгновенно вскочили и началось. Я орала на Алину и, схватив ее за волосы, потащила в ванную умываться. Олег с криками выставил парней за дверь, не дав им обуться и швырнув ботинки им вслед. Катя быстренько убежала, а я крикнула ей вдогонку, что обо всем расскажу ее матери. Алина истерила и брыкалась, но я со всей силой держала ее за голову и водой смывала с нее косметику. Мне безумно хотелось сделать ей больно. Я схватила мочалку и стала тереть ее лицо. Она орала, захлебываясь слезами: «Мама, мне больно, отпусти». А я терла и кричала: «Проститутка!»

Олег подошел к нам.

– Отпусти ее, – сказал он, – ты ей так все лицо поранишь.

– Пусть, – закричала я, – пусть запомнит, чтоб ни один урод на нее не позарился. – Злость разрывала меня. Олег схватил меня за руки, не грубо, но очень настойчиво. Алина вырвалась. Она стояла в дверях и с гневом смотрела на меня.

– Я уйду от вас! – закричала она. – Уйду!

– Да кому ты нужна, – крикнула я в ответ. – Этим переросткам? Им только и нужно, что забраться к тебе под юбку. А ты их домой тащишь, как проститутка!

– Кто это такие? – спокойно спросил Олег, все еще державший меня за руки.

Алина ответила, уже спокойнее.

– Это Тема, парень Кати, и его друг Никита, мы с ним недавно встречаемся.

– А почему они здесь? Если ты с ним недавно встречаешься? Почему я ничего о нем не знаю? – закричала я.

– А ты много мной интересуешься? – злобно ответила Алина. – У тебя сейчас вроде другие заботы.

– Да как ты смеешь? – я вновь бросилась к ней, Олег удержал меня за плечи.