class="p1">– Не расстраивайся, – сказала мне Зося, – мы с кем-нибудь поговорим! Мы все уладим!

Она не понимала, что мне надо найти работу, чтобы меня пустили в отель. Я закрыла лицо руками. А когда подняла взгляд, Зося уже выводила в самом низу контракта свое имя.

Я подалась вперед и опрокинула чернильницу. Фиолетовая лужица растеклась по столу, а я выхватила у сестры ручку и протянула ее Ирсе. А потом опустила взгляд и так и ахнула. Чернильница стояла на месте, закрытая крышкой. Из нее не пролилось ни капли, хотя еще секунду назад я своими глазами видела, как чернила текли по столешнице!

Это магия, не иначе!

– Твоей сестре надо вернуться в отель к шести часам. – Ирса убрала в карман пиджака подписанный Зосей документ и удалилась.

– Никуда ты не поедешь, – сказала я, придавив ногой старую ночнушку, за которой как раз тянулась Зося. Она дернула рубашку на себя, делая вид, будто вовсе меня не замечает, и швы затрещали. – Эй! Я тут! – Я коснулась пальцами ее лба, и Зося недовольно нахмурилась. – Ну наконец-то! Тоже мне, нашла невидимку!

По-прежнему не обращая на меня никакого внимания, Зося запихала старые мамины ноты в грубый мешок, где лежали прочие ее вещи. Из мешка выскочил паучок и прыгнул ей на палец. Зося вскрикнула, стряхнула его с себя и развернулась ко мне.

– Вечно ты мне запрещаешь все, что я хочу!

– Это неправда. Вообще-то я обещала за тобой присматривать.

Зося закатила глаза.

– Это было еще до маминой смерти. А мне уже тринадцать. Ты и сама примерно в этом возрасте пошла работать на дубильню!

– По-твоему, у меня тогда был выбор? А сейчас мне семнадцать, и я получше в жизни разбираюсь. А еще плачу за все это, – я обвела жестом комнату, – так что будь добра считаться с моим мнением!

– За что ты платишь, за копоть? За насекомых, за вонь от гниющих зубов? Не ты же тут целыми днями рвешь на себе волосы и жалеешь, что нельзя сдернуть с себя кожу, чтобы только не чувствовать зуд и грязь! Если я буду получать по десять дублонов в неделю, я смогу присылать часть тебе! И к следующей зиме ты уедешь подальше от доков!

– Как же можно прислать деньги, будучи на другом конце света?

– Наверняка есть какой-нибудь способ!

– Что-то я о нем ни разу не слышала.

– Будь маман жива, она бы отпустила меня на эту работу. – Верхняя губа у Зоси задрожала. – Жани, а я думала, ты хочешь, чтобы я пела!

– Да, хочу, – ответила я, и сердце у меня сжалось. Правда, что делать дальше, я не понимала. – Но только чтобы я была рядом, а не как сейчас! Прости.

Зося сорвала с головы лиловую шляпку и швырнула ее в коридор. Я шагнула было за ней, но резко остановилась. Из Зосиного мешка выкатилась жемчужная сережка.

Мамина сережка.

Когда мы были маленькие, Зося часто надевала эти сережки и заводила громкие песни, представляя себя на сцене, а я подпевала ей – немелодично, точно ослица, которой медведь на уши наступил. Последний раз Зося надевала их на свое первое – и до сегодняшнего дня единственное – прослушивание в Дюрке.

Я погрузилась в воспоминания. В тот день я, решив, что с сережками Зося будет выглядеть старше, надела их ей на уши и дала ей свое старое розовое платье. Она походила на взволнованный трепетный цветочек, но нам очень нужны были деньги, да и Зося грезила об этом прослушивании.

А я же теперь мечтала стереть этот день из нашей с ней памяти.

Я повертела сережку в пальцах. Конечно же, это была подделка под жемчуг: блестящая белая краска уже слезала, а под ней виднелась дешевая деревянная бусина. Когда прослушивание провалилось, я попыталась продать украшение ювелиру, а он меня высмеял. Но Зосе я так и не рассказала, что мамины серьги ничего не стоят.

– Послушай. Как только я накоплю нужную сумму, я оплачу паром в Алиньи. – Я взяла сестру за руку. Она попыталась вырваться, но я держала ее крепко. – А вдруг ты к этому времени еще не успеешь вернуться? Вдруг что-то случится и мне придется еще куда-нибудь уехать? Вдруг отель не вернется через десять лет? – Мне представилось, как я буду возвращаться с работы в пустую комнату, и к горлу подкатил ком. – Я не хочу оставаться одна, – призналась я с содроганием.

По щеке Зоси сбежала слеза. Немного помолчав, сестра крепко сжала мою руку своими тонкими пальцами. Потом села.

– У меня так волосы запутались под этой шляпкой. Поможешь расчесать?

Я медленно выдохнула.

В тот вечер Зося уснула рано, а ко мне сон все не шел. Когда дюркские часы пробили одиннадцать раз, в животе забурчало от голода: последний раз я ела несколько часов назад. Я тихо вышла из комнаты, спустилась по лестнице, подняла лиловую шляпку – теперь она была вся в грязи, но в остальном день, слава богу, обошелся без жертв.

Потом пробралась в кухню Безье, отложила шляпку в сторону, открыла буфет с жалкими остатками съестного и стала искать, чем бы поживиться. В хлебнице валялась заплесневелая корочка, и только я к ней потянулась, как дверь скрипнула. Я замерла. В такой час все девочки обычно спали. Я схватила стакан с деревянными ложками, вскинула его, точно оружие, и обернулась.

На пороге стоял юноша.

– Как-то поздновато для визитов, если честно.

Он смерил взглядом помятую шляпку, потом меня. Я узнала в нем того самого швейцара, с которым говорила днем. Только он был без шляпы, прикрывавшей раньше его черные волосы до плеч. Он убрал темную прядь за ухо, и у меня перехватило дыхание. Вместо одного из пальцев у него был начищенный до блеска, тщательно выточенный кусочек дерева.

Сгибался он совсем как настоящий.

Опасность. Это слово пронеслось у меня в голове. Я подняла стакан с ложками еще выше. Юноша выгнул бровь. Я завела руку назад.

– Что надо? – спросила я.

– Я не за тобой пришел, если только ты, конечно, не прятала днем эту шляпку под юбкой. – Он коснулся лиловой ленты. – Я ищу хозяйку этой… вещицы. Юную леди, подписавшую контракт.

То есть Зосю.

– Ее здесь нет.

Мой ответ швейцара не убедил, и он переступил порог. Нет, это уже слишком близко! Я швырнула стакан с ложками ему в голову, но промахнулась, и он попал в стену. Деревянные приборы посыпались ему на плечи.

– Отличный бросок. – Он достал ложку из-за ворота. –