Словно отвечая на мой незаданный вопрос, Яринка весело прокричала рядом:

– Они нас не заметили! Я видела, когда мы уезжали, они смотрели в другую сторону! А те, с собаками, из леса так и не вышли!

– Молодец! – прокричала я в ответ – несущийся товарняк гремел так, что разговаривать тише не имело смысла, – Как ты классно это придумала!

Яринка сияла. И надо сказать, имела на это полное право. Вот так красиво уйти из клещей, из казалось бы безвыходной ситуации, дано не каждому. Повинуясь радостному порыву мы обнялись, и, продолжая держать руки на плечах друг друга, восторженно смотрели на мчащиеся назад деревья. Ветер ревел вокруг, трепал наши волосы и одежду, холодил разгорячённую кожу. Вибрация чудовищной тяжести состава передавалась в моё тело через дно платформы, и на какой-то миг, почувствовав себя одним целым с мчащимся вперёд железным зверем, я чуть не завизжала от восторга. Наверно и завизжала бы, всё равно визг не был слышен за грохотом колёс, но где-то глубоко внутри, за восторгом и ликованьем, царапался беспокойный червячок. А прислушавшись к нему, я уже по-другому посмотрела на несущийся мимо бесконечный лес.

И спросила у Яринки:

– А как мы теперь назад?

Глава 2.

На свободе.

– А как мы теперь назад? – тревожно спросила я у Яринки, но она поглядела на меня совершенно безмятежно.

– Да так же. Дождёмся, когда поезд остановится, и спрыгнем. А потом по рельсам обратно, времени у нас полно.

И я успокоилась. Действительно, впереди ещё почти трое суток, по крайней мере, будет чем их занять, вместо того чтобы бесцельно ходить кругами по лесу.

Мы устроились у бортика, положив на него руки, и любовались проносящимися мимо пейзажами. Когда попадался переезд или жилые дома, приходилось снова ложиться на дно платформы, но это случалось не часто. Вдобавок ко всем радостям, тучи, обложившие небо со вчерашней грозы, начали быстро рассеиваться, показалось солнце, и под его лучами и встречным ветром наша сырая одежда начала стремительно сохнуть.

Так прошёл час. За ним другой. А поезд и не думал останавливаться. Я всё чаще косилась на Яринку и видела, как постепенно безмятежность на её лице уступает место сомнениям, а на лбу всё яснее обозначается знакомая тревожная складочка.

Когда солнце на уже совершенно безоблачном небе минуло зенит и начало склоняться к западу, я придвинулась к подруге и прокричала сквозь грохот колёс:

– Ярин, когда он остановится?

Она замешкалась с ответом, что само по себе было очень дурным признаком, а потом призналась, избегая моего взгляда:

– Я раньше только на электричках ездила! Они останавливались очень часто! А этот… не знаю…

Я помолчала, пытаясь осознать серьёзность этого заявления. Вот же Яринка… электрички у неё! Но обвинять подругу не было ни желания, ни смысла, всё равно она молодец, что придумала запрыгнуть на этот поезд, ведь тогда иного выхода у нас не было. Если бы не это, сейчас, скорее всего, быть нам уже пойманными.

В течение дальнейших нескольких часов мы не разговаривали. Не потому, что трудно было каждый раз перекрикивать грохот мчащегося в неизвестность состава, а просто – о чём теперь говорить? Поезд не останавливался, он, равнодушно стуча колёсами, увозил нас всё дальше от приюта, от нашего леса, от встречи с другими. Я не знала его скорости и никак не могла её измерить, но уже понимала, что позади осталось такое расстояние, которое нам не пройти пешком и за две недели, не то что за три дня. Сначала я тешила себя мыслью, что мы сможем так же запрыгнуть на другой поезд, идущий в обратном направлении, и вернуться. Но, чем дальше мы ехали, тем больше я видела стрелок и поворотов, рельсы то разветвлялись, убегая в разные стороны, то снова собирались в одно полотно. И не было никаких гарантий, что, даже если нам удастся запрыгнуть в другой поезд, он не увезёт нас в совершенно чужом направлении.

Глаза уже устали от мельтешения деревьев и столбов, солнце пекло нестерпимо, и мы легли у переднего края платформы, который хоть как-то мог защитить нас от встречного ветра. Прикрыли головы полами пальто, создавая искусственную тень. От бесконечных тряски и грохота я впала в некое потустороннее состояние, где время совсем не ощущалось. Может быть, даже задремала, не помню, знаю лишь, что в себя меня привёл сбой в равномерном стуке колёс. Теперь он стал реже. Мы замедляли ход.

Настороженно высунув голову из-под пальто, я зажмурилась от яркого света и не сразу разглядела, что Яринка уже не лежит рядом, а осторожно выглядывает за бортик. Я последовала её примеру, но тут же испуганно пригнулась. Мы ехали сквозь какой-то город, мимо проплывали высотные дома и оживлённые улицы. Снова пришлось распластаться на полу, чтобы не быть кем-то случайно замеченными. Теперь наш поезд двигался медленнее, несколько раз сипло вскрикнул, навстречу проезжали другие составы, как товарные, так и пассажирские. Из их окон нас наверняка было видно как на ладони, и оставалось только надеяться, что у пассажиров хватает своих забот, чтобы уделить своё внимание двум чокнутым, катающимся на открытой платформе товарняка.

Яринка придвинулась ко мне, оживлённо прокричала:

– Вот теперь он точно остановится!

Но я не разделяла её энтузиазма. Ну остановится, и что? Куда мы денемся посреди незнакомого города? Да нас опознает первый же полицейский, а может, и просто любой прохожий, у которого дома есть телевизор. Я и сама не раз видела в приюте, как прерывали трансляцию кино или передачи, чтобы показать фотографии пропавших людей.

Но поезд не остановился. То медленнее, то быстрее он миновал город, оказавшийся не таким уж большим, и, набирая скорость, устремился дальше по своему неизвестному нам маршруту. Ещё какое-то время я сидела у бортика, непонятно на что надеясь, потом вновь улеглась на дно платформы, где уже лежала Яринка.

Вот было бы здорово, начала я мечтать, двигайся наш товарняк на восток, в сторону Сибири. Мы бы доехали до тайги, выскочили там, где нет людей, и отправились на поиски деревни вроде Маслят. И обязательно нашли бы её, и нас бы приняли там как родных, узнав, откуда мы и через что прошли. А потом кто-нибудь из местных жителей пригляделся бы ко мне повнимательней и спросил: "А твою маму случайно не Аля зовут?" И я бы закричала: "Да, да, Аля, Алина!". И все бы радостно засмеялись, потому что всё так замечательно складывается, ведь Аля и Марк, сбежавшие из тюрьмы, тоже пришли сюда и скоро вернутся с охоты…

Из мечтаний, которые уже почти перешли в тяжёлый сон, меня выдернул гудок тепловоза впереди. И я свернулась комочком, пытаясь спрятаться сама в себя от чёрной безнадёжности. Наш поезд ехал не на восток, а на юг. Всё время строго на юг. И я впервые пожалела о том, что умею безошибочно определять по солнцу стороны света. Лучше бы погода осталась пасмурной, тогда у меня, по крайней мере, была бы какая-то надежда…

Пейзаж вокруг изменился. Больше не было корабельных сосен, не было и елей. Сначала лес стал лиственным, а потом вообще исчез, уступив место полям вперемешку с небольшими рощицами. Однажды мы пронеслись над широкой рекой, и у меня даже мелькнула шальная мысль прыгнуть в воду, но я вовремя вспомнила, что Яринка не умеет плавать.