писателя) Ольбрахту удалось создать волнующий, глубоко драматичный образ женщины, осмелившейся восстать против религиозных канонов, порвать с общиной, мешающей развитию в человеке лучших чувств и возможностей, и нарушить тем самым привычный уклад жизни, заведенный прадедами и дедами. С необыкновенной простотой и силой писатель сумел обрисовать конфликт между идущей вперед жизнью и умирающей в своей искусственной изолированности от окружающего мира общиной хасидов, держащих в угнетении и религиозном страхе своих соплеменников.

Эта повесть, писала критика тех лет, «открыла многим глаза на реакционную роль «хасидизма».

Сборник «Голет в долине» явился смелым выступлением против антисемитизма и расизма, шедших из фашистской Германии.

Тяжелые годы фашистской оккупации Чехословакии застают Ольбрахта на юге страны — в деревне Стршибрце. Он — член нелегального фронта работников культуры — участвует в партизанском движении, руководит подпольным национальным комитетом в Южной Чехии. В годы оккупации Ольбрахт не прекращает литературной работы. Не имея возможности писать о современной жизни, Ольбрахт обращается к обработке древних сказаний и легенд, чтобы напомнить народу о его героическом прошлом, укрепить его веру в победу. Так возникают книги «Библейские сказания», «Из старинных легенд».

После освобождения Чехословакии Советской Армией за участие в партизанском движении Ольбрахт был награжден медалями. В числе первых шести писателей ему было присуждено почетное звание Народного художника Чехословакии (1946).

В последние годы жизни Ольбрахт много сил отдал переработке своих романов, рассказов, очерков. Так, он стилистически отшлифовал роман «Анна пролетарка». Задачу очищения языка от избитых эпитетов, архаизмов, повторов, книжных оборотов речи он подчинял заострению идейного содержания произведений. Стремление к точности, конкретности заставило Ольбрахта переосмыслить ряд своих произведений. Так, очерки «Картины современной России» он переименовал в «Путь к познанию», что точнее определило цель его поездки в Советскую Россию; «Девять веселых рассказов об Австрии и Республике» он сократил до семи и выпустил их в 1949 году под заглавием «Так бывало…» Роман «Анна пролетарка» в 1946 году он снабдил подзаголовком «Роман о 1920 годе», подчеркнув тем самым, что среди различных тем и сюжетных линий романа самая главная — тема революционного 1920 года. Ко всему этому побуждал Ольбрахта возросший с годами творческий опыт, требовательность к себе как к художнику. Ольбрахт всегда испытывал большое чувство ответственности перед народом, отсюда на всех этапах его творческой биографии — постоянное «доделывание» своих книг, постоянная работа над языком и стилем.

Об умении Ольбрахта подчинить богатые языковые средства ясному и убедительному раскрытию идейного содержания произведений хорошо сказал современный чешский писатель Вацлав Ржезач:

«Не только форма, но и сам язык произведений Ольбрахта зависит от их содержания; в каждом произведении художник как бы открывал новые и богатейшие возможности родной речи. Язык Ольбрахта так совершенен потому, что писатель никогда не занимается бесцельной игрой в слова, не употребляет слова для того, чтобы они вызвали впечатление воображаемой красоты, — потому что Ольбрахт стремится подчинить язык задаче наиболее точного выражения своих мыслей, чувств, событий и всей атмосферы действия»[6].

В последние годы Ольбрахт вел активную работу в министерстве информации, часто выступал в периодической печати. В своих публицистических статьях «Ошибочные расчеты», «Народ Кореи будет свободен» и других писатель — активный борец за мир — разоблачал происки поджигателей войны, призывал народы всех стран бороться за мир, демократию и социализм.

30 декабря 1952 года Ольбрахт умер.

Центральный комитет Коммунистической партии Чехословакии в своем письме по поводу кончины Ольбрахта указывал, что творческий путь писателя является примером самоотверженного служения народу и его Коммунистической партии.

П. Клейнер

ТАК БЫВАЛО…{1}

КОМЕДИАНТЫ{2}

На этот раз они играли в Збироге. Староста, к которому пришлось зайти тотчас по приезде, разрешил выступление, потому что они не были шарлатанами и документы у них оказались в порядке.

Все шло обычным чередом, так, как это всегда бывало, когда приезжали на новое место. Комедианты расположились с фургоном в углу площади, маленького пони и большого козла Сарданапала поместили в конюшню постоялого двора, а ящик, брезент, барабаны и шарманку аккуратно сложили около фургона, чтобы завтра, принимаясь за работу, найти все на месте. Затем готовили ужин. Отец, мать, взрослый сын Жак и маленький Фрицек, усевшись на крыльце и на низеньких скамеечках вокруг котелка и корзины, чистили картошку. Десятилетняя Ольга, существо некомпанейское, облюбовала себе самую верхнюю ступеньку и, пристально глядя куда-то перед собой прозрачно-голубыми глазами, старалась припомнить имя девочки, с которой она познакомилась, когда ходила несколько дней в здешнюю школу во время их последнего приезда три года назад. Однажды девочка пригласила ее к себе домой и угощала кофе с булочками. При этом воспоминании Ольга облизала губы.

Поужинав, они привязали к тормозной колодке белого пуделя Ромула. Ольга и Фрицек расстелили себе на тряпье под фургоном перину.

Утром все принялись за дело. В счет бесплатных семейных билетов удалось раздобыть напрокат доски и пивные бочки; из них соорудили места для сидения, расположив ряды полукругом в виде подковы, потом расчистили площадку, вырыли гнезда для турника, установили шарманку, а из нескольких кусков брезента устроили возле фургона закуток для переодевания. При этом никто не командовал. Мнения выражались только глазами.

Перед вечером комедианты предприняли торжественное шествие по улицам местечка. Они уже переоделись в артистические костюмы, и лишь на ногах были у них обыкновенные штиблеты, несколько потрепанные у резинок. Впереди, под бой барабана, маршировал Жак, лихо подбрасывая палочки. За ним в шутовском наряде и высоком цилиндре шествовал отец. Его громовые удары в барабан, размалеванный красными и синими треугольниками, заставляли дребезжать стекла в окнах приземистых домиков. Следом шли Ольга, в светлоголубом трико с золотой бахромой вокруг худеньких бедер, и Фрицек, в таком же, как и брат, розовом облачении. Комедиантов, подобно пчелиному рою, окружала все возраставшая толпа ребятишек, возбужденных таинственностью предстоящего события. Некоторые из них, волнуясь, сжимали крейцеры в карманах курточек и синих ситцевых передничков. Из мастерских выбегали проказники-ученики, еще не умытые, с сажей под носом и на висках. Смех, который они сдерживали в течение одиннадцатичасового рабочего дня, теперь буквально распирал их груди, и они, ошалев от душистого летнего вечера, не знали, как только им подурачиться в свои пятнадцать лет.

В сумерках процессия обогнула площадь. Когда она приблизилась к фургону, Фрицек взял у отца большой барабан, мать, обвязав голову мокрым платком, завертела шарманку, а отец пошел за кларнетом. Ах, конечно, это была ужасная музыка! Прерывистое от медленного и неровного вращения завывание шарманки,