Я просмотрела его профиль и увидела, почему он решил, что из нас может получиться хорошая пара. Мы оба были в семьях средними детьми, оба любили классическую литературу, оба указали ответственность и уверенность в себе в списке желательных качеств потенциального партнера и любовь к спорам ради споров в списке нежелательных. На вопрос, с какой страной мы себя отождествляем (на Match.com нужно заполнить два листа анкеты, чтобы «дать понять, какие качества делают вас собой», и вряд ли кто-то захочет, чтобы вторая половинка не заметила их лишь потому, что они пропустили пункт и не дали понять, что делает их собой, поэтому все заполняют эти два листа), он ответил – Швейцария. И тут я подумала – вау! Я ведь тоже настоящая Швейцария!

И он – Швейцария. И я – Швейцария. А вместе мы стали комбо-Швейцарией, турбо-Швейцарией, что хорошо сказывается на браке, пока кое-кто не нашел чек из «Винограда», а кое-кто другой не начал вести себя как Северная Корея или что похуже.

Мой палец дергается, и я с трудом подавляю в себе инстинкт нажать на какую-нибудь из опций. («Инстинкт – ничего, кроме заблуждения человека, обманчивого впечатления, будто бы он способен управлять собой», – бестселлер «Ваш ли это выбор? Почему вся ваша жизнь может выйти из-под контроля», с. 33.) Может быть, от моего выбора не так уж много зависит – я прожила всю жизнь с этим утверждением. И все-таки передо мной маячили перспективы:

С каких пор «Фейсбук» стал подобием нашей жизни?

* * *

В четыре двенадцать утра я вздрагиваю и просыпаюсь. Свет все еще горит, ноутбук все еще покоится на моем животе. Шон, я подозреваю, так и спит на диване. Раньше мы никогда не засыпали друг без друга, и, выключая прикроватный светильник, я думаю, когда наши привычки успели измениться.

Он просто устал, успокаиваю я себя. Столько работы! Черт возьми, ведь он попал в «Топ-сорок: кому под сорок»! Нельзя же требовать от человека всего и всегда. Готова поспорить, Марк Цукерберг тоже нет-нет да и уснет у себя в кабинете.

Свет с щелчком выключается, я крепко зажмуриваю глаза, надеясь уснуть, надеясь, что усталость возьмет верх над нервозностью. Но прежде чем мне удается хоть немного погрузиться в сон, телефон дважды пищит.

Бип-бип. Бип-бип.

Провожу пальцем по экрану и вижу сообщение от своей начальницы Ханны. Она прислала фотографию. Во всяком случае, я думаю, что это она. На фото крупным планом снят ее бюст – две огромные, потные, перезрелые дыни с расщелиной между ними. Конечно, такой бюст может принадлежать кому угодно, у кого хватит на него денег, но владелицу выдает подвеска – четырехлистный клевер, который Ханна никогда не снимает.

В первую минуту мне кажется, что она таким образом решила наказать меня за проваленные переговоры с «Надежными». Я уже собираюсь написать что-нибудь в свое оправдание, скажем, вот такой текст: «В подгузниках для взрослых нет ничего соблазнительного! Они должны быть надежными и удобными, а не сексуальными!»

Я смотрю в потолок в темноте и внезапно понимаю, что моя семейная жизнь чем-то похожа на эти подгузники.

Но я пугаюсь раньше, чем начинаю печатать сообщение. Никогда не умела пререкаться и огрызаться. Может быть, Ханна не знает, насколько плохо все прошло. Может быть, она в загуле. Лучше уж не будить лихо. Поэтому я набираю вот что:

И молюсь про себя, чтобы она ошиблась адресатом. Такое ведь может произойти случайно. Мой отец в ответ на любой вопрос ссылается на свою всеобъемлющую теорию: все происходит так, как нужно. Но кому нужно, чтобы моя начальница по ошибке посылала мне сообщения сексуального характера? А если отец прав, с чего начинается цепочка событий? С заявки в друзья на «Фейсбуке», на которую я не ответила? С ошибочно положительного теста на беременность?

Я провожу пальцами по ноутбуку, и он оживает.

Я пытаюсь войти в свой профиль, чтобы поддержать эту ЛюблюБуБу. Написать что-нибудь простое, вроде: держись, детка! Или: откуда нам знать божественный замысел? Или: разве только от божественного замысла получаются дети?

Я пробую разные ники: УиллаГолден, УиллаЧендлер, УиллаЧендлерГолден – но все это не подходит. Простите, пользователя с таким именем не существует. И это очень кстати – когда я оставляю свои попытки, приходит сообщение от Ханны:

«Вот! – думаю я, – случайности возможны. Может быть, папа не всегда прав».

* * *

Мой отец не был настолько одержим своими теориями относительно судьбы и ее неизбежности, пока не погиб его брат-близнец. Судя по всем рассказам и выцветшим, словно с эффектом сепии, старым фотографиям моей бабушки, в детстве папа был совершенно нормальным мальчиком; можно даже сказать, совершенным совершенством; до трагедии он не был склонен к безнадежному фатализму. По мнению отца, смерть Уильяма стала самым что ни на есть случайным происшествием, стечением обстоятельств, которые привели к катастрофе – в прямом и переносном смысле. Путешествие во Флориду, внезапный ураган, упавшая пальма, пробившая крышу паршивого придорожного отеля. Ствол дерева рухнул на кровать у правой стены, кровать Уильяма, и раздробил ему грудную клетку; смерть наступила мгновенно. Мой отец проснулся в кровати у левой стены и увидел, что такое граница между жизнью и смертью; останешься ли ты целым и невредимым, или же твое сердце будет смято – зависит лишь от того, с какой стороны двери положить матрас.