Адриан сидел прямо перед оторвавшейся еще при взлете занавеской, чудом державшейся на одном из уцелевших креплений. На почти упирающихся в подбородок коленях он держал блокнот с желтыми листами бумаги и пытался сочинить гневный протест.

«Командиру лайнера, пилоту первого класса господину… как, черт возьми, его долбаная фамилия?» (зачеркнуто).

«Президенту авиакомпании „Аэрофлот“» (зачеркнуто).

«Президенту Майклу С. Горбачеву» (зачеркнуто).

— Брось ты, — сказал Адриану русский сосед, топивший разочарование в регулярно приносимом запуганной стюардессой Жанной коньяке. — Бесполезно. Считай, попали мы. Вон там мои сзади сидят, — он махнул рукой и чуть не сорвал занавеску окончательно, — зубы скалят. Они мне все завидовали, что я в первом классе лечу, а теперь зубы скалят. Затарились в аэропорту спиртным за пятнадцать баксов и гуляют всю дорогу. А я все то же самое имею за лишних триста.

Адриан упрямо сжал челюсти, встал и направился в туалет. Дома он много слышал про исключительное качество русской водки, но ничего подобного не ожидал. Да еще в сочетании с этой странной русской содовой. От интересного сочетания во рту у него был невероятно противный йодистый привкус, и вдобавок началась изжога.

Командир корабля, призванный на усмирение взбунтовавшегося американца, не обнаружил мятежника на месте. Но услышал доносящийся откуда-то из хвостовой части грохот. Проследовав по направлению к источнику шума, командир понял, что с американцем дело плохо. Не иначе как напился до зеленых чертиков. Виданное это дело — чтобы трезвый человек сам не мог из туалета выйти? Причем не просто не мог выйти, но еще и сделал с дверью что-то такое, что ее напрочь заклинило.

Пришлось вызывать подмогу.

Однако чертова дверь никак не поддавалась.

— Эй! — позвал командир, прижавшись к двери губами. — Ду ю спик инглиш?

— Можно по-русски, — донесся изнутри слабый голос Адриана.

— Вы сломали дверь, — объяснил командир. — Во время полета ничего сделать не можем. Через час сядем в Шенноне, вызовем механиков. Продержитесь?

— Постараюсь, — проскрежетал Адриан.

— Во время посадки руками упритесь в стенки и не вздумайте вставать, — посоветовал командир.

Возвращаясь в кабину, командир сказал Жанне через плечо:

— Ничего. Часок в сортире посидит, опомнится. Придет в себя.

— Правильно, Левон Ашотович, — согласилась Жанна. — А то замучил совсем. Они все думают, что если у них долларов полные карманы, то им все можно. Хозяева нашлись!

В Шенноне появившиеся на борту механики за пятнадцать минут сняли дверь туалета с петель, а потом, выпустив узника, внимательно изучили проржавевшие болты крепления, один из которых был сломан пополам. Наконец старший ссыпал болты в ладонь командиру и покачал головой.

— Что будем делать, Левон Ашотович? — спросила стюардесса Жанна, глядя на лежащую на полу дверь.

— Как что? Берешь, значит, скотч. Веревочку. Крепишь сюда на проем и вот сюда. И занавесочку.

— А где же занавесочку взять?

— Почему я об этом думать должен? — окрысился Левон Ашотович. — Обо всем я думать должен. Вот ту занавесочку возьмешь, с первого класса, она там уже не нужна, и сюда, вот так, вот так, аккуратненько приделаешь. Поняла?

Был когда-то в блаженных семидесятых такой забавный фильм… Не помню, ей-богу, ни как назывался, ни про что был, ни кто играл. Сидели там несколько мужиков за столом, пили они что-то эдакое, трепались о своем, о девичьем. А потом один из них и говорит: «Приходилось ли вам, ребята, с негром в бане париться? А мне вот приходилось.» И на этом самом месте зрительный зал заходился в хохоте. Понятно почему — попробуйте представить себе натурального черного негра в нашей русской парной. Мы, конечно, не расисты какие-нибудь, не в Америке живем, слава Богу, но негр в парной — это уж слишком. Это все равно как ихнее шампанское квашеной капустой закусывать. Законам природы не противоречит, и если о шампанском говорить, то не так и противно, особенно если с огурцами, могу засвидетельствовать, но все ж таки странновато. Потому и смеялись все.

Так вот. Прошло сколько-то лет. И году эдак в каком-то захожу я в Кадаши. Я знаю, вы сейчас подумаете, что там в парной негр сидит. С веником. Нет, братцы вы мои. Он там банщиком работает. И тут не то что расизм какой или еще что другое, а просто полное торжество демократии. Потому что негр этот нормально лопочет по-русски, раздает простыни, впаривает нуждающимся веники и торгует из-под полы пивом и водкой. Причем делает это бойко, весело, скалит зубы, каждого называет «товарищ», напевает что-то под Африка Симона и при этом пританцовывает, размахивая коленками. А у каждого, кто заходит, забирает документы, ценные вещи и деньги и прячет в сейф.

Вот, скажем, пришел ты попариться и ничего ему не сдал. Хоть ты в мумию от жажды превратись — ни черта не получишь. Ни водки, ни пива. В душе можешь похлебать чего-нибудь или из-под крана. А если сдал, то он тебе лучший друг и каждые пять минут рядом. Звал, не звал — все едино.

И ведь что характерно — наш русский банщик, когда ты у него пива, к примеру, просишь, либо сразу у тебя денежку возьмет, либо принесет кружку, но, пока не расплатишься, из рук ее не выпустит. А негр вроде как в кредит носит. Две кружки, четыре, шесть, четвертинку, поллитра — неважно. Носит и денег не берет. Он потом возьмет, когда из сейфа тебе твое отдавать будет.

Запад, братцы, просто Запад! Дожили! В кредит наливают!

Мне рассказывали, что один дух столько у банщика-негра в кредит набрал, что у него потом в сейфе не хватило чем расплатиться. И что вы думаете? Негр перед ним раскланялся, как перед родным, — заходите, говорит, еще, в следующий раз рассчитаетесь. Мужик просто на седьмое небо от счастья залетел. Обнимал этого негра, клялся завтра занести, еще пару кружек взял и негра же угостил. В кредит, понятное дело.

А когда этот дух до дома добрался, то и понял тут же, почему негр такой добрый. Оказалось, что негр из его паспорта, положенного в сейф, зафиксировал прописку, и, когда дух в подъезд вошел, его уже трое ждали. Объяснили, что денежки лучше сразу вынести, а то могут быть серьезные проблемы.

Ребята! Может, банщики из негров и ничего получаются, но рэкетиры из них просто никакие. Пока негритянские приятели на лестнице ждали, мужик позвонил свояку из отделения милиции. Приехал наряд на двух машинах, сперва этих троих замели, отмутузив на лестнице, а потом поехали в Кадаши.

Короче. Где-то в конце девяносто второго сижу смотрю телевизор. А там вроде как диковинку показывают. Как судят у нас — елки-палки — не Петрова или Сидорова, а натурального негра, и дают ему сколько-то там лет. Смотрю — и вижу банщика нашего, из Кадашей.

Братцы мои! Если уж вы так надрывались, когда вам с экрана про негра в парной рассказывали, то представьте себе такого же негра, но в нашей российской тюряге.