Я ничего не сказал о том, как один из кавалеров Джесс научил меня стрелять, пусть и прескверно, или о том, как войска Линии начали прибывать в наш город, или о пареньке, который упал в старую шахту и провел там несколько недель, из-за чего к нам приехали репортеры из Гибсона, а я пытался произвести на них впечатление, чтобы они забрали меня с собой, или о первой любви и всем в таком духе: хотя мне есть что сказать о любви, сейчас я пишу об истории, а между ними довольно мало общего. Я совсем ничего не сказал о том, как я убежал из дому и встретился с Племенем, и думаю, что мне стоит написать об этом подробнее, если я собираюсь говорить правду – и ничего, кроме правды, а я собираюсь, но не сегодня.

Я так и не спустился в шахту, но работа у меня всегда была. Большая часть заработанных денег шла на оплату долгов отца. Он не благодарил меня – думаю, этого и не требовалось. Остальное уходило на книги, а позже – на запчасти: медную проволоку, стекло, магниты, кислоту и пр. В мечтах я постоянно возвращался к свету.

Джесс переехала в Тригород в поисках работы в театре. Сью вышла замуж. Обе присылали домой деньги. Мэй уверовала, присоединилась к странствующим проповедникам и время от времени присылала бодрые вести о Царствии грядущем. Я продавал энциклопедии, подметал, чинил, копал, скреб, бежал, лез, нес, стряпал… вообще, делал все что угодно. По ночам я работал над Процессом Рэнсома. Разумеется, сначала я пытался воссоздать такой же электрический процесс, как тот, что применили ко мне линейные. В грозу я взбирался на вершину заброшенной башни в том месте, которое некоторые стали называть холмом Грейди, с воздушным змеем и горстью гвоздей, хотя добился только трех месяцев тюрьмы в наказание за проникновение на запретную территорию. В энциклопедиях об электричестве почти ничего не говорилось – это была совсем новая тема, секрет, который линейные тщательно охраняли. Невежество пошло мне на пользу. Я не знал о том, что невозможно. Я не знал, как что называется, так что придумал свои названия. Когда мне еще не было четырнадцати, мне чертовски повезло – возможно, я еще напишу об этом, если будет время. За вдохновением всегда стоят упорный труд и удача. В общем, вместо электричества я открыл кое-что поважнее. Тогда я не называл это Процессом Рэнсома. Я никак это не называл, потому что об этом нельзя было говорить в Восточном Конлане. Слишком грандиозная и безумная идея. У меня не было денег, чтобы отдать ей должное. Кроме того, Восточный Конлан был теперь городом Линии, и я не собирался позволить линейным украсть мою идею и обернуть ее во зло. Я мечтал о том, как отправлюсь на запад, где смогу работать и думать свободно, где отыщу вкладчиков, не знающих или не думающих, что осуществить мой план невозможно.

Я стал выше ростом. Каждый день я делал зарядку. Позднее я намереваюсь рассказать вам о Системе Физических Упражнений Рэнсома. По одной из приобретенных книг я выучился рисовать вывески и какое-то время зарабатывал этим, выплачивая долг моего отца, и раскрашивал город в разные цвета, пока Линия не приказала мне прекратить. Я был в чем-то счастлив, а в чем-то нет, как и все люди на свете. Когда мне исполнилось семнадцать, линейные провели в Восточный Конлан электрическое освещение, как на Хэрроу-Кросс, Своде или других станциях Линии. Работники компании под названием корпорация «Северный Свет» установили большие дуговые лампы на крышах и деревянных столбах, основание которых окружалось колючей проволокой, чтобы предотвратить саботаж. Небо над главной улицей города превратилось в клетку из проводов. Птицы исчезли, и на смену им пришли крысы. Электричество повышало эффективность труда и продлевало рабочий день, но стоило баснословных денег, и, когда для каждого дома в городе была установлена плата, она оказалась настолько абсурдной, что сначала все решили, что в расчеты закралась ошибка, и это не говоря о процентах. Линия ничего не делает даром. В этом мире ничего не дается просто так. Я никогда не мог с этим смириться. Электрический свет был холодным и довольно мерзким, и я воспринял его как личное оскорбление. Я знал, что долго его не вынесу.

Мне было девятнадцать, когда отец заболел и умер. В тот же год я построил первый опытный образец Аппарата, о котором со временем обязательно вам расскажу, ведь если я все еще знаменит, то именно благодаря ему. К тому времени Восточный Конлан был уже гораздо крупнее, чем в моем детстве, так что, когда я разместил в газете объявление о поиске механика, ассистента и компаньона, мистер Карвер откликнулся на него довольно быстро. И вскоре мы с двумя лошадьми и шатким опытным образцом Аппарата направились на Запад.

Я вижу, что в прошлый раз бросил рукопись, когда мы с мистером Карвером только начали наши странствия. Не самое плохое место. Возможно, не худшее, чтобы остановиться. В любом случае, прошлую главу я закончил почти неделю назад и не терял времени даром. Я снова иду на Запад, так же, как шел пять лет назад с мистером Карвером, но на этот раз мы пойдем гораздо дальше. Теперь со мной больше людей. Все они станут пионерами Рэнсом-сити, и я постоянно занят тем, что мне по душе.

За эту неделю нам, первопроходцам Рэнсом-сити, пришлось пережить множество приключений и передряг, обычно поджидающих путников: столкнуться с беженцами, разбойниками, едва не взорвавшимися оборонительными устройствами Линии, а также пересекать бурные реки. Наши ряды пополнились одним поэтом, одной дамой-ботаником, копателем колодцев, двумя странствующими торговцами, дезертиром из войск Линии да еще четырьмя братьями Бек: Джоном, Эрскином, Джошуа и Диком, – красивыми, улыбчивыми, светловолосыми и добродушными парнями. Можно сказать, что они нанялись к нам телохранителями. Когда мы шли мимо премилого молитвенного дома улыбчивых, я прибил к дверям обращение о Рэнсом-сити под заголовком «ОТКРЫТОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ ЛЮДЯМ, ЖЕЛАЮЩИМ ЖИТЬ В МИРЕ БУДУЩЕГО»[2].

Мы оставили позади территорию Тригорода и сейчас пересекаем местность, до начала недавних волнений называвшуюся Территорией Турлоу, в направлении Опаловых гор и Западного края, а там… кто знает?. Идет дождь. Я сижу на камне в палатке и слушаю, как он выстукивает по холсту, словно тоже хочет выговориться. Когда братья Бек спрашивают, чем я занимаюсь, я отвечаю, что думаю.

Я многое могу рассказать о временах, когда мы с мистером Карвером вершили наши дела на Краю. Не знаю, с чего начать.

* * *

Шел 1890 год. Мне было двадцать лет.

Год выдался неплохой. На Свинг-стрит кипела жизнь, актеры ехали к нам из самого Джаспера. Некоторым из них удалось прославиться и разбогатеть, и даже те, кто голодал, делали это как-то романтично. Свободное государство Нода дало право голоса женщинам, и, хотя мнения на этот счет разделились, по мне, это было исключительным благом. Писали, что в жарких и влажных болотистых землях Дельты территории Картика-младшего мирно отделились от владений Картика-старшего. Лаборатории Линии в Хэрроу-Кросс начали массовое производство вакцины от полиомиелита. В северных горах барон Новой Пизани устроил празднества по случаю четырехсотлетия Западного края, со стрелками, укротителями львов, дхарвийскими гимнастками и рыцарями из древних княжеств Дальнего Востока. Зрелище удалось на славу – я знаю, потому что видел фотографии невиданной красоты. В тот год они распространились повсюду, и все решили, что бывали на этом празднестве, или, по крайней мере, хвалились этим. Не буду врать, я там не бывал.