Итак, в 1711 году граф Шарль де Ферриоль окончательно вернулся на родину и присоединился к обитателям особняка на улице Нев-Сен-Огюстен. Родные ли стены, воздух ли Франции или дочерняя забота мадемуазель Аиссе произвели это чудо, но болезнь отступила, и граф буквально ожил. А когда взор его прояснился, он обратил его на мадемуазель Аиссе и обнаружил, что она прелестна и изысканна. Она же понимала и глубоко переживала двусмысленность их сосуществования под одной крышей, что называется, в «общих покоях». Мадемуазель Аиссе просила дать ей свободу, но благодетель отказал. Сохранилось его письмо, в котором он излагал свои чувства и намерения: «Когда я вырвал вас из рук неверных и купил вас, я не предполагал причинить себе такие огорчения и сделаться столь несчастным. Я рассчитывал, следуя велению судьбы, определяющей участь людей, располагать вами по своему усмотрению и сделать вас когда-нибудь дочерью или возлюбленной. Опять-таки судьба пожелала, чтобы вы стали той и другой, поскольку я не могу отделить дружбу от любви и отеческую нежность от пламенных желаний».

Граф сделал мадемуазель Аиссе предложение вступить с ним в законный брак, она ему отказала. Как отказывала многим вельможам, даже самому регенту — Филиппу II герцогу Орлеанскому. В одном из великосветских салонов регент увидел ее — и влюбился. Он заручился даже поддержкой г-жи де Ферриоль — но без успеха. Когда его ухаживания превратились в форменные преследования, мадемуазель Аиссе заявила регенту: «Если вы будете принуждать меня, я немедленно удалюсь в монастырь». Это был просто ошеломляющий ответ для Филиппа Орлеанского. До сих пор самые знатные дамы домогались его, мечтали оказаться в его постели. Но эта черкешенка!.. Регент нехотя отступился.

И все-таки с графом де Ферриолем мадемуазель Аиссе осталась до конца. Они прожили вместе свыше десяти лет, мадемуазель Аиссе пользовалась относительной свободой: принимала гостей, выезжала в свет, посещала театры. Но конечно, глубоко переживала подневольность своего положения. Принадлежать — не важно кому — без любви было стыдно и унизительно. Однако не могла она пренебречь своим долгом перед благодетелем, ухаживала за дряхлеющим графом и относилась к нему с почтением. Она жалела его, всю жизнь потом называла в письмах «бедным посланником». И в то же время отдавала ему должное, именуя за глаза «турком». В последние годы жизни граф Шарль де Ферриоль совсем потерял рассудок. Он умер в 1722 году в возрасте 75 лет после долгих и мучительных страданий.

Граф оставил мадемуазель Аиссе ренту в 4000 ливров, что на самом деле обеспечивало довольно скромное существование для женщины ее круга. Гораздо более щедрым подарком было то, что покойный обязал семейство Ферриоль выплатить мадемуазель Аиссе из своей части наследства целых 30000 ливров. Но г-жа де Ферриоль, чья скупость становилась с годами просто неприличной, всячески затягивала исполнение обязательства. Она так замучила мадемуазель Аиссе жалобами и попреками, что во время очередной возмутительной сцены черкешенка бросила бумагу с обязательством в пылающий камин. Не получила она денег и по завещанию своего искреннего доброжелателя и друга молодых братьев Ферриолей — принца де Бурнонвиля: его завещание загадочным образом исчезло. Мадемуазель Аиссе заметила по этому поводу:

— Я очень рада, что оно не сохранилось. Ведь те, кто ничего не знает о дружеском его ко мне расположении в ту пору, когда он бывал частым гостем г-на де Ферриоля, бог знает что стали бы болтать по этому поводу.

Завещание принца де Бурнонвиля исчезло неспроста, и причина всем была известна, о ней шептались в парижских гостиных:

— Уже через четверть часа после его кончины было объявлено, что его вдова выходит замуж!

— А сводниками у постели умирающего были матушка вдовы и ее дядя-кардинал.

— Так обделываются дела в Париже!

В общем, мадемуазель Аиссе не суждено было стать обеспеченной, она всегда будет нуждаться в деньгах, делать долги, задерживать жалованье даже своей верной Софи, служанке и наперснице.

Тем не менее после смерти графа мадемуазель Аиссе обрела независимость и средства к существованию. Дом де Ферриолей уже давно стал ей родным. Здесь она познакомилась со многими выдающимися личностями своего времени. Но мало кто по-настоящему понимал мадемуазель Аиссе. Еще меньше было посвященных в ее тайны. Может быть, именно загадочность этой дамы привлекала к ней внимание тайных и явных воздыхателей.

Она вошла, и в салоне зашептались:

— Та самая черкешенка!..

— Бывшая рабыня…

Мадемуазель Аиссе словно не замечала сплетников и сплетниц, она с приветливой улыбкой кивала знакомым. Вот она увидела Вольтера и оживленно заговорила с ним. Стоявший неподалеку молодой аббат в фиолетовой сутане, с вьющимися белокурыми волосами, обрамлявшими румяное и полное лицо, не сводил глаз с мадемуазель Аиссе. Это был Антуан Франсуа Прево, автор уже известного романа «Записки знатного человека, удалившегося от света». Недавно как раз вышел VII том романа, в который аббат Прево включил новую повесть — «История кавалера де Грие и Манон Леско».

Аббат Прево залюбовался черкешенкой. Несмотря на духовное звание, он знал толк в женской красоте и пережил страстные романы, прежде чем их описать. Вольтер заметил Прево и подвел мадемуазель Аиссе к нему.

— Это наша черкесская нимфа — мадемуазель Аиссе! — представил он. — А это аббат Прево, автор…

— О! Автор «Записок знатного человека»! — перебила его мадемуазель Аиссе. — Здесь все читают ваш роман.

Она не стала ни хвалить, ни ругать книгу, но, когда заговорила о «Манон Леско», ее голос дрогнул:

— Эти сто девяносто страниц я читала, обливаясь слезами!

Обсудили другие литературные новости. Мадемуазель Аиссе заговорила о книге «Путешествия Гулливера» доктора Свифта:

— В ней много остроумия, выдумки и тонкой насмешливости.

Тут мадемуазель Аиссе позвали, и она, извинившись, удалилась.

— Как вам понравилась прекрасная черкешенка? — спросил Вольтер.

— Она — мой новый роман, — ответил аббат Прево.

Такова одна из легенд, связанных с именами аббата Прево и мадемуазель Аиссе. Впрочем, многие исследователи считают, что они никогда не виделись и Прево знал об Аиссе по рассказам Вольтера и братьев де Ферриоль. Прево хотел познакомиться с мадемуазель Аиссе, от нее самой узнать ее подлинную историю… К несчастью, вскоре для самого аббата настали черные дни, он долго скрывался за границей, а когда вернулся — мадемуазель Аиссе уже не стало.

Но история черкешенки уже не давала аббату покоя, наполнялась все новыми персонажами, обрастала живыми деталями. Он долго изучал записки путешественников о Турции и Востоке, прежде чем засесть за роман.

Восток и в особенности Турция были чрезвычайно модной темой в европейской литературе, в искусстве, и не только. «Процесс пошел» еще в XVII веке благодаря развитию торговых и политических связей. В начале XVIII века на европейские языки были переведены сказки «Тысячи и одной ночи», и с тех пор восточные мотивы и персонажи потеснили классических героев и мифологические сюжеты Греции и Рима со страниц романов и с театральных подмостков. Книги и пьесы о «восточных приключениях» изображали преимущественно некую условную действительность, фантастические, полусказочные страны и события. Особенно будоражил воображение европейцев гарем, сераль. Если мыслителей Просвещения волновала прежде всего проблема свободы личности вообще и женщины в частности, то для большинства читателей гарем, притом в художественном изображении европейца, был воплощением эротических фантазий. Какой мужчина, в особенности француз, не воображал себя эдаким пашой, владыкой гарема! Но и некоторые дамы «галантного века» охотно разыгрывали роли одалисок. Кстати, именно тогда появилась мода на женские тюрбаны, этот головной убор время от времени возвращался в гардероб женщины и в XIX, и в XX веках.