– Здравствуйте, Айечка! – поздоровался Матвей Гаврилович, с некоторой настороженностью глядя на остановившуюся в нескольких метрах от него девушку.

Сегодня на ней было надето длинное пылающе-красное платье, изумрудного цвета сапоги, желтый плащ и синяя повязка на голове, не то сдерживающая огненно-рыжие волосы, не то закрывающая от ветра уши. На шее висело с десяток бус, цепочек и кулонов, запястья позвякивали не меньшим количеством браслетов. Возможно, при общении с Айей и не начинала болеть голова, но вот сосредоточиться было сложно. Айя, наверное, была единственной во всей деревне, кому старый доктор говорил вежливое «вы»: уж слишком отстраненной, как будто не от мира сего, выглядела девушка.

– Гуляете?

Айя кивнула, не делая попытки приблизиться, и Матвей Гаврилович внезапно понял, что это заставляет его облегченно выдохнуть. Пожалуй, ему самому стоит попринимать на ночь валерьянку, совсем параноиком стал на старости лет. Не столкнет же его девушка в воду, зачем это ей? Откуда у него вообще такие мысли? И самое удивительное и неприятное: Айя почувствовала это, отступила еще на несколько шагов назад, чтобы не пугать его.

– Решила пройтись, пока соседи еще заняты хозяйством и не вышли на улицу. Не люблю суету. А вы, наверное, валериану собираете?

– Ее, родимую, – согласился Матвей Гаврилович, наклонился и поднял с земли корешок, оброненный раньше. – Мелковата в этом году.

– Это потому, что у деревни собираете. Вы бы пошли в лес, там метрах в пятистах к северу есть поляна с ручьем. У его края я видела несколько кустов. Должно быть, корни сочнее и с большим количеством целебных веществ.

Матвей Гаврилович лишь удивленно присвистнул. Не ожидал он, что Айя разбирается в лекарственных растениях. А ведь она была права, именно на той поляне он всегда и собирал валериану. Там она действительно была хороша.

– А вам не страшно гулять одной по лесу? – вместо ответа спросил он.

Девушка пожала плечами.

– Кого мне там бояться?

– Зверей.

– Самые страшные звери – это люди. А там их мало, особенно теперь. Не понимаю, чего все испугались? Впрочем, – она вздохнула, – зверей в этом году тоже мало. Сегодня я видела лишь одну белку, на прошлой неделе – только двух зайцев да волчьи следы. Как будто ушли они куда-то.

Почему-то эти ее слова неприятно царапнули сознание Матвея Гавриловича. А ведь и правда, Андрей-охотник еще до того происшествия жаловался, что зверей в этом году мало, и частенько возвращался из леса без добычи.

– А что, Матвей Гаврилович, ходите ли вы еще по ночам к реке? – внезапно спросила Айя, заставив доктора вздрогнуть. Откуда она знает?..

Отвечать ему не пришлось; со стороны деревни послышались голоса:

– Матвей Гаврилыч! Матвей Гаврилыч!

Доктор посмотрел в ту сторону: к нему торопились Степанова Алена и жена Андрея Лара. Завидев женщин, Айя махнула рукой Матвею Гавриловичу, улыбнулась загадочной улыбкой и вихрем скрылась среди деревьев, только мелодичным колокольчиком звякнули в воздухе браслеты на ее руках.

Матвей Гаврилович поднялся наверх, недоумевающе глядя на женщин: неужто случилось что в деревне? Тревожное чувство, появившееся в груди после упоминания Айи о поредевших лесных жителях, только возросло.

– Что случилось? – крикнул он, не в силах ждать, пока женщины подойдут ближе.

– Кажется, деду Антону плохо! – крикнула в ответ Лара. – Мужики хату вскрывают, нужна ваша помощь.

Матвей Гаврилович торопливо закинул в мешок добытые корневища и выбрался наверх. По дороге к деревне женщины, перебивая друг друга, рассказывали новости. Лара каждое утро носит деду Антону молоко в склянке, поскольку тот уже очень стар и не держит скотину, а дед Антон приходится каким-то дальним родственником Андрею. Вот и этим утром, подоив корову, Лара отлила немного молока, отрезала краюху свежего хлеба и пошла к деду Антону. На стук тот не открывал, и во дворе его видно не было. Женщина сначала собиралась поставить еду на порог, решив, что родственник еще спит или куда-то ушел, да любопытство заставило ее заглянуть в окно. Стекло было грязным, и Ларе с трудом удалось разглядеть деда Антона на кровати. Он лежал, раскинув руки в стороны, голова его неестественно свисала вниз, а все вокруг было залито кровью.

Лара, как и полагается истеричной бабе, подняла крик. Сбежались соседи, решили, что надо, во‑первых, ломать дверь, а во‑вторых, звать доктора. Алена вспомнила, что видела, как Матвей Гаврилович шел недавно с лопатой к реке, вот и побежали они его искать.

Дом деда Антона находился на самом краю деревни, ближе к лесу располагался только небольшой домишко Айи, а потому, когда троица подошла к нему, мужики уже взломали дверь. Степан стоял на пороге, нервно затягиваясь папиросой, а из дома были слышны голоса.

– Кажись, не нужна уже твоя помощь, Гаврилыч, – завидев доктора, махнул рукой Степан. – Помер дед-то.

Матвей Гаврилович все равно вошел в дом, обнаружив в проходной кухне бледного Андрея. В спальне же, рядом с дедом Антоном, стояли Илья Пантелеевич и Иван, муж продавщицы Анюты. Дед Антон лежал на кровати, уставившись невидящим взглядом в потолок, и на лице его застыла посмертная маска ужаса, как будто что-то сильно напугало его в последние мгновения жизни. Все лицо его, шея, грудь и подушка рядом были перепачканы кровью, только вот ран никаких на первый взгляд видно не было. Доктор сразу предположил, что с дедом Антоном случился инсульт и кровь пошла носом, странно только, что так много.

Поставив мешок с кореньями на пол, доктор подошел ближе, чтобы осмотреть покойника. Судя по тому, что дверь была заперта изнутри, едва ли на деда Антона мог кто-то напасть, но проверить следовало. Приедет участковый Сашка Нестеров, молодой, горячий, обязательно стребует причину смерти. Это предыдущий участковый мог выкурить с доктором сигарету и даже на покойника не посмотреть, а Сашка еще блюдет все условности. Тем более это странное выражение на лице…

– Что ж его так напугало? – пробормотал рядом Иван.

– Может, сама смерть? – тихо выдохнул Илья Пантелеевич.

Доктор внимательно осмотрел покойника, попросил даже принести мокрое полотенце и вытер кровь, потому что под ней, запекшейся, могли быть невидные глазу раны, но так ничего и не нашел. Несколько царапин на шее, довольно глубоких, но едва ли смертельных. Скорее всего дед Антон накануне неудачно побрился.

Закончив с покойником, Матвей Гаврилович вышел на улицу, где еще толпились, что-то громко обсуждая, соседи. Этим утром все деревенские дела были забыты.

– Ну что, Гаврилыч, что скажешь? – первым спросил Степан.

– Удар, – уверенно заявил доктор. – В его возрасте это уже неудивительно. Тем более выпить был не дурак, а за лекарствами ко мне не приходил. Сколько раз я ему говорил, что давление большое, да кто ж меня слушал?

– А что ты скажешь про страх на его лице? – не унимался Степан. – Мог его кто-то напугать до смерти?