— Нет! Сейчас!

— Каждое утро старик завтракал за большим столом на крыше огромного старого замка, стоявшего на вершине горы. Оттуда он видел все земли и всех людей, которые страшно его боялись. Маленькие мальчики и девочки, превращенные им в птиц, сидели в клетках и на жердочках вокруг него и громко кричали. Поэтому старик не услышал, как Мириам и дети выбрались из пещеры и как они шли на цыпочках вдоль стен по коридорам его замка. Они подбежали сзади и толкнули его так сильно, что стол и древний стул, на котором сидел старик, свалились в черную пропасть, и пропасть поглотила их. Хлоп!

— А когда старик исчез, все птицы снова превратились в мальчиков и девочек. Пещера в горе превратилась в прекрасный, освещенный солнцем сад. И все решили, что Мириам должна стать королевой этих земель и править жившими в этих садах людьми. Мириам была очень счастлива, и с тех пор каждое утро она приглашала своего папу выпить с ней молока, и иногда они пили его прямо из пакета. И жили они все долго и счастливо.

Бетси стояла у книжной полки, занимавшей одну из стен нашей спальни, и водила пальцами по корешкам книг — многие из них потрескались, некоторые почти отвалились, — осторожно дотрагиваясь до них, словно могла что-то узнать по их фактуре и состоянию на ощупь.

— Ты долго этого ждал, — смущенно произнесла она.

Внутри у меня все сжалось. Бетси даже представить себе не могла, насколько она была права, как долго я ждал этого момента и как я его боялся. Она знала, что я десантник, знала, что был последователем разных религий и что я входил в «особый антитеррористический отряд». Я рассказал ей все это, еще когда мы только встречались. И я тогда не очень надеялся, что она мне поверила. Будучи падчерицей заместителя шерифа Уэстфилда, она привыкла к вранью военных. Не думаю, что я сказал ей что-то помимо этого. Во всяком случае, я не выложил всю правду.

— Посмотри на эти книги, — сказала она, — их здесь сотни.

В основном это были книги по истории. Они стояли в хронологическом порядке, начиная с Библии моей матери и Корана отца. Там была «Священная война» Карен Армстронг. «Крестовые походы глазами араба» Амина Маалуфа. Маленькая книга «Ассасины»[2]Бернарда Льюиса. Думаю, это была реальная история исмаилитов[3]и Горного старца,[4]который правил ими девятьсот лет назад. Я был потрясен, как насилие и воля могли слиться воедино и какой разрушительной силой они обладали. Эти книги помогли мне понять мир, с которым я соприкоснулся и от которого отвернулся. Они научили меня видеть разницу между верой и фанатизмом, между спасением и разрушением.

— Эти книги отняли у меня тебя, — продолжила она. — Помню, когда ты читал их, казалось, что ты где-то далеко.

— Они спасли меня, — ответил я, но тут же понял, что это слабое оправдание.

— Спасли от чего?

Это трудно было объяснить.

Я смотрел из окна служебного самолета на вспыхивающие внизу, в пяти милях от нас, огни. Маленькие городки, затерявшиеся среди больших ферм. Сердце Америки под покровом ночи.

— Как думаешь, есть шанс, что все уже кончилось? — поинтересовался Гриффин.

— Нет, — ответил я, — еще ничего не кончилось. И началось все это не вчера. Ты же знаешь. И я знаю. И убийцы это знают. О том, что идет война, не знают только люди внизу, под нами. Они до сих пор не знают, как им себя вести. Они всю свою жизнь провели в центре урагана. Вокруг них были смерть и разрушения, а они видели только голубое небо.

— Не знал, что ты такой сентиментальный, — усмехнулся Гриффин.

— Сейчас все стали такими, — отозвался я, отрывая взгляд от Америки и глядя в лицо человеку из управления. — Ты лучше мне скажи вот что, Гриффин. В нашем огромном мире полно людей, которые ненавидят США. И если раньше что-то спасало нас от них, некий магический щит, то его больше нет. Как ты собираешься обеспечить нам безопасность?

— Надо устранить плохих парней, — заявил он.

— Кого именно?

Я откинулся назад и закрыл глаза, пытаясь вспомнить прикосновения, запах, вкус Бетси и ее глаза цвета темного меда, в которых стояли слезы.

Люди нечасто заглядывают к себе на задний двор, даже такие, как Абу Сейф, который, наверное, все время жил с оглядкой. Ранним вечером я стоял перед застекленной дверью двухэтажного дома на окраине Лондона. На неряшливом газоне валялись грязные пластмассовые игрушки и мокрые картонные ящики. Он их не замечал. Не заметил он и меня. Как будто я был невидимкой. Он даже глаз не поднял.

С тех пор как я видел его в Боснии, Абу Сейф прилично набрал в весе. Он был одним из проповедников, которые приходили в наш лагерь и призывали убивать и погибать. Я никогда не видел у него оружия, у него не было даже личных вещей. Но Господи, как заводили нас его речи! Он говорил нам, что мы сражаемся против самого зла. Мы несли слово и волю Божью.

И не важно, верили ли мы на самом деле в рай, который он нам обещал, во всемогущего Аллаха, которому, по его словам, мы служили, у нас не оставалось сомнений, что там, в темном холодном сердце Балкан, мы действительно противостоим настоящему злу. В каждой деревне, которую мы освобождали, выбивая оттуда четников,[5]мы видели последствия человеческой жестокости. Мусульманских девушек насиловали и рвали на части, мусульманских стариков калечили, а мусульманские дети сгорали заживо в своих укрытиях. Они лежали, съежившись, слишком напуганные, чтобы плакать, и слишком маленькие, чтобы молиться. Мы видели это везде, куда бы ни пришли. И конечно, мы рассказывали об этом Абу Сейфу, а он вызывал праведный гнев у очередных групп новобранцев, манипулируя их яростью, пока они… то есть мы… не доходили до состояния готовности пойти на что угодно, лишь бы остановить убийства. Для этого мы сами учились убивать. Мы преодолевали реки крови и учились любить огонь.

Потом Абу Сейф перебрался в Лондон, в пригород Илинг с серыми рядами полуразрушенных домов, где я его и нашел. Я следил за ним, сторожил его на улицах, наполненных запахом карри и сигарет, плесени и ванили, уже два дня и три ночи.