- Угу, - сказал я и выпрыгнул из постели в чем мама родила. Ее это, кажется, не смутило.

- Хорошая у тебя тут кроватка, дорогуша, - сообщила она мне. - У тебя во всем отеле самый лучший номер и самая лучшая кровать.

- Наверное, мне повезло.

Расправляет она простыни, а сама мне весь свой зад на обозрение выставила.

Продемонстрировала, значит, потом поворачивается и спрашивает:

- Ладно, дорогуша, простыни я постелила. Что-нибудь еше надо?

- Ну, 12-15 кварт пивка бы не помешали.

- Принесу. Только денежки - вперед.

Я дал ей денег и прикинул: ну, всё. Лег, педрильно подоткнул под себя со всех сторон эту сетку и решил: утро вечера мудренее. Но широкая черная горничная вернулась, я снова откинул сетку, и мы сидели, болтали и пили пиво.

- Расскажи мне о себе, - попросил я.

Она рассмеялась и рассказала. Конечно, в жизни ей пришлось несладко. Уж и не знаю, сколько мы так пили. В конце концов, она вскарабкалась на эту мою постель и выебла меня так, как мне редко в жизни доводилось...

На следующий день я поднялся, прошелся по улице и купил газету: вот она, в колонке популярного обозревателя. Упоминалось и мое имя. Чарльз Буковски, прозаик, журналист, путешественник. Мы познакомились в воздухе, милая дамочка и я, и она приземлилась в Техасе, а я отправился дальше в Новый Орлеан выполнять задание редакции. Но прилетел обратно, поскольку милая дамочка не лезла у меня из головы. Зная только, что у ее матери здесь - фотостудия.

Я вернулся в гостиницу, раздобыл пинту виски и 5 или 6 кварт пива и наконец просрался - что за радостное действо! Должно быть, газетная колонка повлияла.

Я снова забрался под сетку. Тут зазвонил телефон. Я выпростал руку и снял трубку.

- Вам звонят, мистер Буковски. Редактор "--- ---". Разговаривать будете?

- Буду, - ответил я, - алё.

- Вы - Чарльз Буковски?

- Да.

- Как вы оказались в такой дыре?

- Что вы имеете в виду? Я обнаружил, что люди здесь довольно славные.

- Это самый паршивый бордель в городе. Мы уже 15 лет пытаемся выжить их отсюда.

Что вас туда привело?

- Было холодно. Я поселился в первой попавшейся гостинице. Сошел с автобуса, а тут холодища.

- Вы прилетели на самолете. Не забыли?

- Не забыл.

- Хорошо, у меня есть адрес вашей дамочки. Надо?

- Надо, если не возражаете. Если не хотите мне его давать, ну его на фиг.

- Я просто не понимаю, зачем вы живете в таком месте.

- Ладно, вы - редактор самой большой газеты в этом городе и разговариваете со мной по телефону, а я живу в техасском борделе. Слушайте, давайте просто расстанемся и обо всем забудем. Барышня плакала или что-то в этом роде; мне это запало в душу. Я уеду отсюда первым же автобусом.

- Подождите!

- Чего ждать?

- Я дам вам ее адрес. Она прочла колонку. Прочла между строк. Позвонила мне.

Она хочет вас увидеть. Я ей не сказал, где вы остановились. У нас тут в Техасе - народ гостеприимный.

- Да, я как-то вечером зашел в один ваш бар. На себе это почувствовал.

- Вы еще и пьете?

- Не просто пью - запоем.

- Мне кажется, я не должен давать вам адрес этой девушки.

- Так забудьте тогда про все это к ебеней матери, - сказал я и повесил трубку.

Телефон зазвонил снова.

- Вам звонок, мистер Буковски, от редактора "--- ---".

- Давайте его сюда.

- Слушайте, мистер Буковски, нам нужно продолжение вашей истории. Многие читатели интересуются.

- Скажите своему обозревателю, чтобы черпал из своего воображения.

- Послушайте, можно у вас спросить, чем вы зарабатываете на хлеб?

- Ничем не зарабатываю.

- Разъезжаете на автобусах и доводите девушек до слез?

- Это не всякому дано.

- Послушайте, я готов рискнуть. Я вам дам ее адрес. Сгоняйте и встретьтесь с нею.

- А может, это я рискую?

Он продиктовал мне адрес.

- Вам рассказать, как туда добраться?

- Не стоит. Если я бордель тут отыскал, и ее дом найду.

- Мне в вас что-то не совсем нравится, - сказал он.

- Да идите вы... Если у нее жопка что надо, я вам позвоню.

И повесил трубку...

У нее оказался маленький бурый домик. Дверь открыла какая-то старушка.

- Я ищу Чарльза Буковски, - сообщил я ей. - Нет, прошу прошения, сказал я.

- Я ищу некую Глорию Вестхэвен.

- Я ее мама, - ответила старушка. - А вы - человек из аэроплана?

- Я - человек из автобуса.

- Глория прочла колонку. Она сразу поняла, что это вы.

- Чудесно. Что теперь будем делать?

- О, заходите же.

Я зашел же.

- Глория, - завопила старушка.

Вышла Глория. Как и раньше нормально выглядит. Еше одна здоровая рыжая техасская бабца.

- Проходите сюда, прошу вас, - сказала она. - Извини нас, мама.

Она завела меня к себе в спальню, но дверь не закрыла. Мы сели подальше друг от друга.

- Чем занимаетесь? - спросила она.

- Я писатель.

- О, как мило! Где вы публиковались?

- Я не публиковался.

- Значит, в некотором смысле, вы не совсем писатель.

- Точно. И живу я в борделе.

- Что?

- Я сказал, что вы правы, я в самом деле не писатель.

- Нет, я имею в виду другую фразу.

- Я живу в борделе.

- Вы постоянно живете в борделях?

- Нет.

- А почему вы не в армии?

- Не прошел психиатра.

- Вы шутите.

- Я рад, что нет.

- Вы не хотите воевать?

- Нет.

- Они Пёрл-Харбор разбомбили.

- Я слышал.

- Вам не хочется воевать против Адольфа Гитлера?

- Да нет, не очень. Пусть лучше кто-нибудь другой.

- Вы трус.

- Да, трус, и дело не в том, что мне противно убивать человека, просто мне не нравится спать в казарме, где храпит куча народу, а потом чтоб меня будил своим горном какой-нибудь придурок-недоёбка, и мне не нравится носить это чесучее унылое говно оливкового цвета: кожа у меня очень чувствительная.