– Ты в штурме Добриша участвовал? – уважительно спросил дружинник.

– А как же! Мне тогда тринадцать лет минуло, воин уже. А потом в булгарскую землю ходили, Субэдэя монгольского били. Сам дядя Хорь нас в бой водил, – похвастался сарашонок.

Дружинник вздохнул завистливо.

Над болотом разнеслись странные курлыкающие звуки: три, после паузы – два, и потом подряд, без счёта.

– Пошли, – сарашонок поднялся, отряхнул портки, – зовут. Князь Дмитрий сома бить отплывает. Грести придётся, Воробей.

Горожанин кивнул. Потом спохватился:

– Откуда прозвище моё знаешь? Я же не назывался тебе.

– Так рожок всё сказал, – усмехнулся болотник, – твой десятник тебе привет передал, а наш трубач выдудел.

Воробей торопливо натянул болотоступы и поплёлся вслед за резвым сарашонком, удивлённо качая головой.

Всё-таки странные они, эти болотники. По-лягушачьему могут, простым рожком целую историю выдувают. И никто сарашам не указ, даже сам Дмитрий им – друг, а не князь.

* * *

Челн скользил неслышно, деликатно раздвигая зелёную ряску. Был он новодельный: не долблёный, а собранный из тонких смолёных досок. Сам добришский князь уговорил булгарских купцов подарить лёгкий кораблик, за что сараши Дмитрия очень хвалили. Такой-то гораздо сподручнее перетаскивать из болота в речную протоку, коли понадобится.

Хозяин сарашей, сморщенный и тёмный, как старый гриб, поглядел вверх. Сказал:

– Не к добру эта птица. На месте висит, будто гвоздём приколоченная.

– Добычу высматривает, – предположил Дмитрий, – зайчишке какому-то сегодня не повезёт.

– Такой огромный орёл и барана утащит. Только он нынче не за зверем охотится, а за душой. Тяжела душа: видать, крови много на ней. Потому самого большого послали. И когти, что персидские ножи: длинные, кривые. А то выскользнет добыча, землю пробьёт да в такое место провалится, о каком и думать страшно.

– А кто послал-то? – подначил Дмитрий.

– А как тебе нравится, так и называй, – пожал плечами хозяин, – имён у него много, ни на одно не обижается. Твой побратим Азамат его Всемилостивым называет, попы ваши – по-иному. Но, думаю, нынче прозвание Тенгри ему самое подходящее.

– Откуда знаешь?

– Не знаю. Чувствую.

Князь положил руку на наборный пояс – звякнул металл.

– Покажи, – попросил хозяин.

– Да что ему будет? – усмехнулся Ярилов. – Железяка и есть. Хожу с украшением, как девка какая.

Сараш молча схватил Дмитрия за запястье, оглядел браслет древней работы из переплетённых бронзовых змей. Кивнул довольно:

– Хорош подарок змея Курата. От хроналексов тебя бережёт. Пока на тебе – Стерегущие Время тебя своим колдовством не найдут, не увидят. Если что случится – позеленеет. Носи всегда, не снимая.

Князь потянулся, хрустя косточками. Улыбнулся:

– Хорошо тут у вас. Тихо. И просителей не видать, и бояре в ухо не ноют про обиды.

– Хлопотно, княже?

– И хлопотно, и тошно. То скотина дохнет, то мытарь проворуется. Дожди невовремя – жито гниёт; сушь – жито горит. А то пожары. Две деревеньки спалило, а чем выручать? Сколько в казну ни тащу, глядь – опять пуста.

– Да уж, – усмехнулся сараш, – а ты думал, князья – они только сабелькой помахивают да ворога побеждают?

– Ничего я не думал. Сам знаешь: я в правители не рвался, так уж судьба легла.

– Враньё это всё про судьбу, – назидательно сказал старик, – давно жили в жаркой земле у синего моря люди-ахеяне. Так они выдумали себе трёх старух, будто те нить жизни прядут. Именем рыбьим ещё их обозвали. Сайрами, что ли. Или мойвами?

– Мойрами, – сказал Дмитрий, едва сдерживая улыбку.

– Во! Точно. Да всё равно ерунда это. Человек сам себе судьбу творит: хлипкую, как паутинка, либо прочную, что тетива.

– Или как канат.

– Верно, – кивнул Хозяин, – Канат – это имя такое у кыпчаков, означает «надёжный».

– И откуда вы, сараши, всё знаете, – в какой уже раз удивился Дмитрий, – грамоте не обучены, книг в жизни не видали. У вас и письменности-то нет.

– А зачем нам грамота? Всё, что было сказано или подумано, или будет размыслено, без разницы – всё узнать можно. Просто надо знать, как.

На берегу появился болотник. Замахал руками, показывая направление.

– Ладно, заболтались мы, – сказал Хозяин, – попробуй острогу, по руке ли?

Князь поднялся, упёрся ногами в борта лодки. Взвесил толстое древко в четыре локтя длиной, с зазубренным трезубцем на конце. Остался довольным. Кивнул молчаливым гребцам:

– Осторожнее теперь. Вёслами не хлопайте, спугнёте.

– Не спугнут, – вмешался сараш, – он нынче наелся, сытый да сонный. Хоть кукарекай – и усом не поведёт, из омута своего не выберется. Жена его икру отметала да уплыла, а он гнездо стережёт.

– И как выманим?

– Есть способ, – подмигнул Хозяин, – сом – животина страшно любопытная. Только бей сразу, второй попытки не будет. Он здоровенный, пудов на десять. Давеча козлёнок на водопой пришёл – только его и видели. Утащил и сожрал.

Князь переместился на нос. Поднял обеими руками тяжёлое орудие и стал вглядываться в прозрачную воду, где неспешно шевелились длинные водоросли – будто водяной бороду полоскал.

Сараш достал деревянную штуку хитрой формы – квок. Хитрым движением шлёпнул по воде: раздался странный звук. Ещё раз, и ещё.

– Сейчас явится выяснять, что за странное чудище в его владения заплыло да так неуважительно тявкает.

Князь увидел тёмный силуэт – будто толстое бревно всплывает к поверхности – и занёс острогу.

* * *

Тихо потрескивал костёр, пылая невидным в солнечным свете пламенем. Бурлила вода, неспешно крутились куски белого сомовьего мяса. В сторонке парни суетились у огромной туши речного царя, отрубали топорами жирные пласты для коптильни.

Хозяин сарашей подошёл к котлу с готовящейся ухой. Вытащил из рукава связку сухих трав, пошептал над ней, бросил в варево.

Вкусно запахло пряным. Князь сглотнул слюну:

– Долго ли ещё?

– Что, проголодался? – усмехнулся сараш. – Ясное дело, натруженное тело подмоги хочет. Ловко ты его, с первого раза, молодец.

– Это ребятишки твои молодцы. Не выволокли бы на берег – ушёл бы. Здоровенный, чертяка.

– Главное – первый удар верной рукой. Ну, добычу положено отметить. Чтобы и впредь везло. Выпей, княже.

Дмитрий принял глиняную плошку. Вдохнул крепкий можжевеловый аромат, глотнул: ободрало глотку тёплым огнём, кровь побежала веселее.