– Могу предложить доставить свежие овощи: картошку, лук, тыквы, фрукты – все, что хотите, за половину цены, которую вам пришлось бы заплатить, если покупать на огородах компании, – сказал Джим.

– Ты хорошо знаешь, что это монополия ВОК, – ответил толстяк. – Мне запрещено покупать у частных продавцов.

– Это можно поправить, сунув несколько гульденов в нужный карман. – Джим пальцем коснулся носа. Все хорошо знали, как легко подкупить чиновников компании на Доброй Надежде. Здесь продажность – образ жизни.

– Ну хорошо. Привези все лучшее, что у тебя есть, – согласился интендант и по-отечески положил руку на плечо парня. – Но смотри, чтобы тебя не поймали. Я совсем не хочу, чтобы такого красивого мальчика хлестали кнутом.

Джим постарался уклониться от его прикосновения, но почти незаметно: никогда не расстраивай покупателя. На палубе возникло неожиданное смятение, и, благодарный за возможность уйти от назойливого внимания потного интенданта, Джим оглянулся.

Первую группу женщин вели назад, на нижнюю палубу, а навстречу им из трюма поднимались, чтобы прогуляться на свежем воздухе, другие. Джим взглянул на девушку, шедшую первой в новой группе осужденных. Дыхание его участилось, кровь громко застучала в висках. Девушка была высокая, но страшно худая и бледная. Одета в балахон из грязной парусины с таким изношенным подолом, что в дыры видны колени. Ноги тонкие и костлявые, плоть словно истаяла от голода, руки такие же. Под бесформенным платьем тело казалось мальчишеским, ему не хватало округлых женских форм. Но Джим не смотрел на ее фигуру – он смотрел девушке в глаза.

Голова у девушки была маленькая, грациозно сидящая на длинной шее, как нераспустившийся тюльпан на стебле. Кожа была безупречная и такая прозрачная, что Джиму показалось, будто он видит сквозь нее кости скул. Даже в отчаянных обстоятельствах девушка явно старалась окончательно не погружаться в пучину безысходности и безразличия. Волосы она убрала с лица назад и каким-то образом умудрилась расчесать их и сохранить в чистоте. Они доходили ей до талии, тонкие, как китайский шелк, светлые и блестящие, как золотая гинея на солнце. У Джима перехватило дух почти на минуту от ее взгляда. Радужки глаз у нее были голубые, цвета африканского неба в полдень. Когда девушка впервые посмотрела на Джима, ее глаза широко раскрылись. Потом рот приоткрылся, и показались зубы, ровные и белые, без щелей между ними. Девушка резко остановилась, и шедшая за ней женщина наткнулась на нее. Обе потеряли равновесие и едва не упали. Зазвенели цепи на ногах, и еще одна женщина злобно зашипела на девушку с акцентом антверпенских доков:

– Шагай, принцесса, шевели киской, красотка.

Девушка, казалось, ничего не заметила. К ней подошел один из тюремщиков.

– Двигай, глупая корова.

Концом хлыста с узлами он ударил девушку по обнаженной руке, оставив яркий красный рубец. Джим с трудом сдержался, чтобы не броситься на защиту, и ближайший стражник уловил его движение. Он повернул мушкет стволом в сторону Джима. Парень сделал шаг назад. Он прекрасно представлял, что на таком расстоянии дробь разорвет ему живот и выпустит внутренности. Девушка заметила его нерешительность и по-своему поняла ее. Она двигалась, на ходу растирая рубец, от боли у нее выступили слезы. Проходя мимо Джима, она не отводила измученного взгляда от его лица. Парень стоял неподвижно, словно врос в палубу. Он знал, что говорить с девушкой опасно и бессмысленно, но слова вырвались раньше, чем он сумел прикусить язык, и в его голосе звучала жалость:

– Да тебя совсем заморили голодом.

Легкое подобие улыбки тронуло ее губы, но больше она ничем не показала, что слышала его. Старая ведьма за спиной у девушки подтолкнула ее.

– Тебе сегодня не достанется молодой петушок, твое высочество. Придется пользоваться собственным пальцем. Шагай.

И девушка пошла по палубе, прочь от Джима.

– Позволь дать тебе совет, керел, – сказал интендант за его плечом. – Не связывайся с этими тварями. Это кратчайший путь в ад.

Джим изобразил улыбку.

– Я человек храбрый, но не глупый. – Он протянул руку, интендант отсчитал восемь серебряных гульденов и положил ему в ладонь. Джим перенес ногу через борт. – До встречи. Завтра утром я привезу овощи. Потом мы сможем вместе сойти на берег и выпьем грогу в одной из таверн. – Опускаясь в ялик, он пробормотал: – Тогда я смогу сломать тебе шею и обе жирные ноги.

Джим занял место у руля.

– Отходим. Подними парус, – велел он Заме и повернул ялик по ветру. Лодка двинулась вдоль борта «Золотой чайки». Орудийные порты были открыты, чтобы впустить на палубу свежий воздух. Оказавшись на уровне одного из портов, Джим заглянул в него. Картина заполненной людьми, зловонной палубы наводила на мысли об аде, а отвратительный запах – о свинарнике или выгребной яме. В тесном помещении с низким потолком месяцами непрерывно находились сотни людей.

Джим перевел взгляд с порта на поручень высоко над головой. Парень по-прежнему подсознательно искал девушку, однако не думал, что увидит ее. Но тут сердце его забилось сильнее: на него смотрели неправдоподобно голубые глаза. Цепочка женщин брела вдоль борта.

– Имя! Как тебя зовут? – крикнул Джим. Он вдруг сообразил, что это сейчас для него самое важное в мире.

Ее ответ унес ветер, но он прочел его по губам:

– Луиза.

– Я вернусь, Луиза. Не вешай нос, – безрассудно пообещал он, и девушка без всякого выражения взглянула на него. И тогда он сделал нечто еще более безрассудное. Понимая, что девушка умирает с голоду, Джим поднял со дна лодки розового тупорыла, которого не стал продавать. Тот весил почти десять фунтов, но парень легко подбросил его. Луиза протянула руки и схватила рыбу, на ее лице появилось выражение отчаяния. Уродливая проститутка, шедшая за ней, прыгнула вперед и попыталась вырвать у нее добычу. Немедленно три или четыре женщины вмешались в схватку, они дрались из-за рыбы, как стая волчиц. Подбежали тюремщики и стали стегать узниц хлыстами с узлами на веревках. Джим с отвращением отвернулся, его сердце разрывалось от жалости и какого-то иного чувства, которого он никогда не испытывал прежде.

Трое плыли в мрачном молчании, но каждые несколько минут Джим оглядывался на тюремный корабль.

– Ты ничего не можешь для нее сделать, – сказал наконец Мансур. – Забудь о ней, брат. Она для тебя недоступна.

Лицо Джима потемнело от гнева и раздражения.

– Правда? Думаешь, ты все знаешь, Мансур Кортни? Посмотрим. Посмотрим!

Впереди на берегу один из конюхов держал в упряжи нескольких мулов, готовых вытащить ялик из воды.

– Не сидите, как бакланы, которые сушат крылья на скалах! – рявкнул на ребят Джим. – Убрать парус! – Его охватил гнев, не направленный ни на что конкретное.

Парни остановились на краю прибоя, приготовив весла и поджидая подходящую волну. Увидев ее, Джим крикнул:

– Вот она. Вместе – р-раз!