– Может произойти что угодно, даже самое худшее.

– Вот именно.

Он объяснил ей, что на данный момент Арди заботит его меньше всего. Группе Дюгена поручили расследование тройного убийства. Японский ресторан, 9-й округ.

Она почувствовала, что, несмотря на неприятности, он очень сосредоточен. Ее всегда восхищал его бойцовский дух. Это свойство вкупе с умением мыслить логически и составляет разницу между хорошим сыщиком и сыщиком от бога.

Лола перешла набережную: ее потянуло к Сене, к запаху реки. Дождь унесся прочь – портить жизнь людям в других краях. Мимо Лолы проплыл речной трамвайчик, набитый туристами, которые знакомились с Парижем под звуки голоса Кэти Перри, исполнявшей Firework:

Ее словно царапнуло по сердцу. Когда-то Ингрид хотела поставить танец на эту песню. Я всегда мечтала о сценическом костюме “фейерверк”. А ты, Лола, придешь и посмотришь, как я танцую.

Марса и Менара нет в живых. Грасьен гниет в тюрьме. Саша по-прежнему руководит группой. Уголовный розыск возглавил другой дивизионный комиссар. У Ингрид в Штатах новая жизнь. Молодая американка, безумно влюбленная в Париж и Саша Дюгена, вышла из игры и решила, что пора вернуться к своей культуре и своим корням.

На той стороне Сены, на левом берегу и бульваре Сен-Мишель Лола не бывала с прошлого лета. Смерть Марса полностью поменяла расклад.

Лола перешла через мост. Посетители кафе, обрадовавшись неожиданному зимнему теплу, оккупировали столики на террасах. Она нашла то место, где был застрелен Менар. Ингрид тогда решила встретиться с ним и что-нибудь разузнать. Он работал в группе Дюгена и, возможно, догадывался, куда отправился Саша. Но лейтенант ничего не знал. И никто ничего не знал. Саша отбыл в неизвестном направлении, никого не предупредив.

Мотоциклисты приехали сюда по правому берегу. Черный Шлем сделал первый выстрел и убил Менара, потом они гнались за Ингрид по набережной Монтебелло.

Войдя в кафе, Лола определила, в какую дверь выбежала Ингрид, вышла через нее, пересекла дорогу, миновала прилавки букинистов, представляя себе, как девушка мчится в сторону Нотр-Дам. Рефлекс у нее сработал четко, однако Белый Шлем не зевал и ринулся следом за ней по встречной полосе. Довольно рискованно при такой-то интенсивности движения. Подонки действовали крайне дерзко.

Лола добрела до того места, где они нагнали Ингрид.

Американка рассказала, чтó ей довелось пережить. Она не сомневалась, что умрет. Последняя мысль ее была о Саша.

Здесь, на берегу Сены, пуля просвистела над головой Ингрид, она решила, что ее застрелили, тело обмякло, получив воображаемый удар, и она упала. В глазах потемнело, время остановилось. Смерть омерзительно ухмыльнулась, развернулась и ушла. Ингрид не видела, в какую сторону умчались мотоциклисты, только слышала, как Черный Шлем крикнул: “За Антонию Грасьен, сука!”

После покушения Ингрид чувствовала себя отвратительно. Саша был недоступен, и не без причины: сосредоточившись на поисках Марса в Африке, он избегал любых контактов с цивилизацией. Ее мучили кошмары, она видела двух мотоциклистов и окровавленное тело Себастьена, погибшего из-за нее.

Прошло немного времени, и она приняла решение. Саша все не возвращался, несмотря на гибель своего юного заместителя и последовавшие за ней события, так что во Франции ее ничто не удерживало. Она осталась жива не для того, чтобы смиренно ждать, пока ее поманит пальцем парень, который того не стоит.

Она села в самолет до Сан-Франциско, встретилась там с другом Тимоти Харлена[3], и тот дал ей кое-какие контакты в Лас-Вегасе. Остальным она обязана своему таланту. Не прошло и нескольких недель после ее возвращения на родину, как она получила место танцовщицы в известной труппе. Лола более или менее регулярно получала от нее по электронной почте письма и фотографии. Сияющая Ингрид в стразах и перьях в окружении других девушек, высоких, мускулистых, писаных красавиц, лучащихся радостью.

Мне не хватает твоей жизнерадостности, твоей душевной щедрости, малышка янки, надеюсь, ты счастлива среди своих долговязых подружек, похожих на жирафов. Это главное.

Она мысленно развернула карту метро, построила маршрут и зашагала к станции “Шатле”. Когда она вышла на улицу у набережной Рапе, на плечо ей упала и рассыпалась мелкими брызгами дождевая капля: небо опять взялось за свое. И тут же она почувствовала неожиданно приятный запах мокрого асфальта.

Средства дезинфекции не заглушали запаха разложения. Лола сунула в рот мятный леденец, с непринужденным видом прошла было мимо окошка на посту охраны, но ее вдруг окликнул дежурный, молодой парнишка, явно новенький. Наверное, тот старичок, что обычно тут сидел, ушел на пенсию. Мальчишка потребовал документы.

– Ваше удостоверение просрочено.

– Вполне вероятно, но меня тут все знают.

– Вы родственница усопшего?

Усопшего! В судебном морге завелся поэт, черт возьми!

– Нет, мне нужно встретиться с доктором Франклином. Томá – мой друг.

– Вы записаны?

– Конечно.

– Что-то я не вижу в списке вашего имени.

После довольно долгих препирательств дежурный соблаговолил позвонить ветерану судебной медицины. Старый зануда велел передать, что у него вскрытие и сейчас он никого принять не может.

– Ничего, подожду, – заявила Лола, состроив еще более упрямую мину, чем у ее собеседника.

– Запишитесь и приходите в назначенное время.

– Нет.

– Да.

– Хотите, чтобы дама моих лет таскалась под дождем и заработала пневмонию?

Парень сдался и позволил ей подождать в коридоре. Лола сказала правду: она дрожала от холода, у нее все тело ломило.

Спустя час и сорок семь минут появился Франклин в маске из прозрачного плексигласа, пластиковом фартуке и медицинских шлепанцах.

– Не может быть! Ты… Глазам своим не верю.

– Знаешь, как говорят китайцы? Наберись терпения, и со временем трава превратится в молоко.

– Плевать мне и на коров, и на китайцев. У меня только пятнадцать минут, чтобы перекусить, а потом опять пахать. Не грузи меня, Лола.

– И не мечтай. Поговорим о Марсе.

– Он не здесь. Зря ты пришла.

– Арди лично сообщил мне, что тело здесь, у вас. Приказано расследовать дело в кратчайшие сроки.

– Записалась бы ты на курсы бриджа, или виноделия, или ремонта сантехники. Живи своей жизнью, сколько ее отмерено! Сама знаешь: это плохо кончится.