Например, когда несколько лет назад Ричард заметил, что действие почти всех его снов разворачивается в одном и том же айовском городке, Си-плюс объяснил, что это связано с известной догадкой немецкого философа по фамилии Кант. Тот утверждал, что человеческий мозг вообще не способен думать ни о чем, не привязывая это к пространству-времени. Мозг просто так устроен, тут ничего не поделать. Маленький Ричард усваивал основные свойства пространства-времени, катаясь на велосипеде по конкретной сетке улиц, обходя в Хэллоуин определенные кварталы, удирая от больших мальчишек и завучей через подходящие задние дворы. Топология городка впечаталась в его «коннектом»[3], и теперь для него это кантовская основа всего мышления, связанного с пространством и временем. Опасаясь, видимо, что Ричард его не поймет, Си-плюс привел сравнение с бумагой в шестиугольную клетку, на которой нерды когда-то рисовали карты для варгеймов. Последняя деталь заронила у Ричарда подозрение, что Си-плюс прикалывается. По чистой случайности разговор произошел в последние минуты перед заседанием совета директоров, самым важным заседанием совета директоров за всю историю Корпорации-9592. На нем огласили, что годовой доход компании превосходит теперь доход Римской империи эпохи Августа. Ричард сгрузил задачу финдиру, большому любителю делать такого рода объявления. Пока тот показывал свои пауэрпойнтовские слайды, Ричард вытащил телефон и, спрятав его под стол, чтобы не делать это слишком уж демонстративно, загуглил Канта. Выдача была исключительно трудна для чтения, но доказывала, что чувак по фамилии Кант действительно существовал и занимался такими вопросами.

Под музыку «Помпезус Бомбазус» пятнадцатиминутная поездка на автобусе превратилась в событие трагически-душеподъемное, как Сталинградская битва. На повороте к центру дорогу им преградил рабочий со знаком «стоп», поскольку на улицу выезжал длинный грузовик с землей, направляющийся туда, куда уж там вывозят излишки земли. Саундтрек в наушниках Ричарда преобразил эту хлопотную, но простую, по сути, операцию в технологическое чудо вроде старта массивного и в то же время прекрасного звездолета с орбитального сухого дока. Доджу потребовалось несколько мгновений, чтобы сориентироваться. Оказалось, что старый небоскреб – здание, составлявшее важную часть городского силуэта с шестидесятых годов, – снесли, а Ричард и не знал. На щите было изображено здание, которое построят на этом месте, куда более высокое. Старческое бурчание, конечно, но Ричард как-то даже возмутился: не успел отвернуться, а здания нет.

В следующем квартале высился небоскреб, который пять, нет, уже десять лет назад, когда его только возвели, был архитектурным событием. Теперь он сделался частью городского пейзажа. Ричард невольно задумался, будет ли он еще жив, когда и это здание снесут. Подобные мысли приходили ему и раньше: станет ли нынешняя машина последней, переживет ли его кожаная куртка, которая на нем сейчас. Он не был в депрессии, не думал о смерти постоянно. Просто полагал, что зашел на очень длинную глиссаду, которая приведет его к смерти лет так через тридцать, а пока у него вдоволь времени, чтобы о ней поразмыслить. Жизнь представлялась ему окопом Первой мировой, очень глубоким в начале, но все более мелким с каждым пройденным годом. В молодости не замечаешь, что где-то высоко над головой рвутся снаряды и свистят пули. Позже начинаешь их видеть, но они все еще не имеют к тебе прямого отношения. В определенной точке осознаешь, что людей вокруг тебя ранит или даже убивает шальными осколками, но, даже если они твои близкие друзья и ты горюешь, тебе понятно, что они всего лишь статистическое отклонение. Впрочем, чем дольше идешь, тем труднее не замечать, что приближаешься к поверхности. Люди впереди умирают по одиночке, потом группами, потом целыми рядами. Наконец, лет в сто, выходишь из окопа на открытую местность, где твоя продолжительность жизни измеряется в минутах. До этого этапа Ричарду оставались десятки лет, однако кое-кто рядом с ним уже сыграл в ящик, и, глядя вдоль окопа, он различал – еще вдалеке, но уже видимую – черту, за которой пули несутся сверкающим потоком. А может, просто музыка в наушниках настроила его на такой лад.

Проехали хороший ресторан, который Ричард обычно выбирал для деловых встреч. Из проулка вырулил фургон и влез перед автобусом. На фургоне был логотип компании, поставляющей салфетки и скатерти едальням соответствующего уровня. Фургон свернул к следующему ресторану. Водитель автобуса злился, что его подрезали. Ричард, который ехал с хорошим запасом времени и ни за что не отвечал, бесцельно пялился на поток машин. В проулке, откуда выехал фургончик, с мини-грузовика снимали бочонки крафтового пива. Назначение фургончика и мини-грузовика было очевидно, написано прямо на них, но, разумеется, каждая машина на проезжей части и каждый пешеход на тротуаре куда-то направлялись. Именно взаимодействие всех этих устремлений и составляло город. Поначалу разработчикам Корпорации-9592 никак не удавалось передать этот эффект, в итоге Ричард на несколько месяцев впрягся в то, чем вообще обычно занимался: решением проблемы столь дикой и заковыристой, что просто признать ее было бы карьерным самоубийством для всякого, кроме основателя компании. Игра и воображаемый мир, в котором она разворачивалась, называлась «Т’Эрра». Геологию мира убедительно смоделировал большой спец по таким делам, известный коллегам как Плутон. Проблема, как скоро стало ясно, была из тех, что выглядят пустяковыми, а на поверку оказываются невероятно сложны. Компания потратила миллионы долларов, приглашая экспертов на семинары и моделируя городские транспортные потоки на суперкомпьютерных кластерах. В итоге проблему удалось свести к следующему: в настоящем городе каждый движется куда-то и зачем-то. Иногда цель у каждого своя, иногда (например, перед большими спортивными событиями) – общая. Перемещения машин и пешеходов отражают эти цели. Если какое-то время живешь в большом городе, мозг научается интерпретировать такое поведение и распознавать его как городское. А вот когда вы попадаете в выдуманный город многопользовательской онлайн-игры, то видите групповое поведение, не убеждающее ваш мозг в своей реальности. Иллюзия разрушается.

Над центром уже вырисовывался «Пилюли-Хилл». В свое время там построили несколько больниц, которые с тех пор пухли как на дрожжах по мере того, как город генерировал неиссякаемый поток пациентов. На редких участках, не занятых самими больницами, выросли двадцати-тридцатиэтажные медцентры, связанные туннелями и воздушными переходами. Вместе с объединениями и слияниями это превратило холм в тесно переплетенный трехмерный лабиринт здравоохранения. Маршруты общественного транспорта были проложены очень удобно; Ричард мог бы доехать на автобусе до самого входа в клинику, но ему захотелось выйти на несколько кварталов раньше и прогуляться по Черри-стрит. Район был по здешним меркам старый, с могучими кленами; их, надо думать, завезли поселенцы, мечтавшие создать тут подобие зеленых городков американского Северо-Востока и Среднего Запада. Стояла самая что ни на есть золотая осень. Вдогонку к прежним раздумьям пришла мысль, опять-таки праздная и ничуть не горькая: сколько еще раз он увидит, как желтеют и краснеют листья? Двадцать? Тридцать? Не сверхбольшое число. Одна из Муз-Фурий напомнила, что тем более следует ценить окружающую красоту. Ее убеждения не действовали, однако Ричард вынужден был признать, что музыка «Помпезус Бомбазус» добавляет великолепия буйству осенних красок.