– Что бы он ни сделал, мы видали вещи и похуже, – отвечает Нина. – Честно. Мы привыкли. Не волнуйтесь за нас.

Жена Петруса слабо улыбается и кивает. Нина кладет руку ей на плечо и выходит из квартиры. Закрывая дверь, она слышит, как Петрус начинает ругаться.

В коридоре все тихо и спокойно. Внучка Виборг ходит покачиваясь, над поясом юбки нависает огромный живот. Такая жара – сущий кошмар для беременных на последних месяцах. Лицо у женщины пунцовое и потное, похожее на блестящее яблоко. Но она радостно машет рукой, а затем открывает дверь в квартиру Г1.

Нина на секунду останавливается. Смотрит на закрытую дверь в Г6. Ее тянет туда словно магнитом.

Всего лишь несколько дней назад она сидела там и дежурила у постели Бритт-Мари. Иногда кажется, что после смерти мертвые остаются здесь на несколько недель, но от Бритт-Мари не осталось и следа. Да и зачем ей оставаться? Она хотела покинуть это место.

Нина боится встречи с совсем другими призраками.

Она открывает дверь. Заходит в прихожую. Видит несколько пальто, которые уже висят на крючках под шляпной полкой. Проходит в комнату. Шторы задернуты, в квартире полумрак. Она тут же узнает мебель. Странно видеть ее снова, втиснутую в такое маленькое пространство. Должно быть, Юэль привез ее вчера, когда у нее был выходной. Столовый гарнитур, который смастерил дед Юэля. Кресло из василькового плюша. Прикроватный столик Моники. Комод затолкали в угол рядом с окном.

Нина идет туда и открывает окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух. Делает глубокий вдох. Слышит крики детей на футбольном поле, шум машины вдали. Подходит к кровати, смотрит на развешенные на стене фотографии. Самая большая из них – свадебная. Из овальной рамы из черного пластика смотрит двадцатилетняя Моника. Темные волосы коротко подстрижены по моде шестидесятых, губы темные и полные, глаза светлые, словно что-то освещает их изнутри. Ее муж – широкоплечий блондин. Красивый, как кинозвезда. Нина переводит взгляд дальше, на фотографию Бьёрна рядом с церковью Люкке. У брата Юэля такие же светлые волосы, как у их отца. Бежевый пиджак с огромными плечиками, в руках – подарки на конфирмацию. Рядом висит фотография двух мальчиков школьного возраста. Наверное, сыновья Бьёрна. Они широко улыбаются в объектив из бассейна с водой невероятно бирюзового цвета. Крупные зубы выделяются на маленьких лицах.

И вот Юэль. Нина чувствует укол внутри, когда видит фотографию из последнего класса школы. Высветленные волосы, косой пробор. Относительно опрятный вид.

Юэль был для нее всем. Нина любила его и любила себя такой, какой была рядом с ним. Другой. Более открытой. Но на самом деле она никогда такой не была. Эту фотографию сделали лишь за несколько месяцев до того момента, когда она решила предать его.

Нина предала и Монику. Так и не объяснила ей, что произошло.

Иногда Нина видела Монику в продуктовом магазине или в машине, когда они проезжали мимо друг друга на местной дороге. Но Нина всегда обходила мать Юэля стороной. Делала вид, что не замечает. Моника так никогда и не узнала, как много значила для Нины. А теперь, наверное, слишком поздно. Если Моника переезжает в «Сосны», возможно, она ее даже не помнит. – Он уже едет.

Голос звучит совсем рядом с Ниной. Она оборачивается, встречается взглядом с Будиль.

– Кто? – спрашивает Нина.

– Новый жилец, кто же еще!

Будиль с надеждой смотрит на Нину. На ней тапки из овечьей шерсти, и Нина думает, как же глубоко она погрузилась в раздумья, что она даже не слышала, как Будиль, шаркая, подошла к ней.

– Сюда въедет женщина, – говорит Нина. – Ее зовут Моника.

– Еще чего! Это мужчина, – возражает Будиль, в предвкушении оглядывая комнату. – И к тому же красавец. Я видела, как он бродил здесь ночью.

Юэль

В мамином стареньком «нисане» удушающе жарко, хотя он стоял в сарае. Юэль включает кондиционер. Выезжает на площадку перед домом, и салон машины заполняет сухой, прохладный воздух, охлаждающий влажный лоб Юэля. Мама молча сидит рядом на пассажирском сиденье и крепко держит лежащую на коленях сумочку. Когда Юэль отъезжает от дома, она закрывает глаза. Не понимает, что навсегда покидает дом, в котором прожила всю свою взрослую жизнь.

Дом постепенно уменьшается в зеркале заднего вида и совсем исчезает за деревьями, когда Юэль делает крутой поворот и спускается с холма к дороге, которую мама называла «большой». На самом деле она настолько узкая, что приходится съезжать на обочину, чтобы пропустить встречную машину.

Солнечные очки Юэля все время сползают по потной переносице. Он вытирает лоб и ждет, пока мимо проедет кемпер. Делает глубокий вдох и выруливает на большую дорогу, проезжает мимо разрисованной граффити автобусной остановки из гофрированного железа, на которой он в детстве ждал школьный автобус. Едет дальше к Скредсбю. По левую сторону до холмов простираются поля и пастбища. Справа на крутых склонах растет буковый лес. Солнце пробивается сквозь листву яркими, ослепляющими вспышками. Мама зажмуривается и едва слышно что-то бормочет.

Юэль снова вытирает пот с лица и замечает, что его рот двигается, словно он что-то жует. Челюсти напряжены, и это ощущение ему знакомо слишком хорошо. Навалилось чересчур много впечатлений, Юэль не в состоянии их систематизировать. Каждый листочек на ветвях буков, каждая травинка вдоль дороги остаются в памяти. Юэль все время косится на спидометр, кажется, все происходит слишком быстро, но скорость не превышает пятидесяти километров в час. Перед ветровым стеклом пролетает стрекоза, и сердце Юэля колотится так, словно он увидел, как на дорогу вышла косуля.

Это от таблеток. И с каждым ударом сердца становится только хуже. Юэль открывает окно, чтобы впустить в салон побольше воздуха.

Они подъезжают к развязке, оставляют позади бензозаправку и двигаются к центру Скредсбю. Здешний центр – всего лишь парковка, окруженная пиццерией, свалкой, парикмахерской, которая, кажется, никогда не работает, и закрытым все лето цветочным магазином. Здесь же заброшенный продуктовый магазин, который не выдержал конкуренции с огромными гипермаркетами в Иттербю и Кунгэльве. Несколько подростков повисли на мопедах, они шутливо переругиваются ломающимися голосами, совершенно не осознавая, насколько это глупо.

Юэль дотрагивается до подбородка, пытается сделать так, чтобы нижняя челюсть не двигалась. Он минует футбольное поле и въезжает на парковку перед «Соснами». Выключает двигатель.

Такое ощущение, что машина продолжает движение. Юэль смотрит вперед. Деревья, которым «Сосны» обязаны своим названием, колышутся мечтательно, будто