В некотором роде это правда. Конечно, мы говорим не об инцесте, однако анонимности здесь не существует, даже если очень этого хочется. Все друг друга знают. Посторонние люди суют нос в чужие дела. Сплетничают. Судят. Выражают свое мнение о том, кем, по их мнению, вы являетесь, только из-за того, что в день вашего рождения они решили послать вам цветы, а затем услышали слухи о том, как вы потеряли девственность в парке Харбор (что, кстати, неправда).

Нельзя проехать и мили по дороге, не помахав рукой дюжине знакомых. Невозможно быстро сбегать за молоком или яйцами, не наткнувшись на дальнего родственника или кого-то из выпускного класса средней школы, кто никогда вам не нравился, но который будет болтать с вами в течение получаса о ерунде, что заботит вас меньше всего. «У твоей тети Мардж геморрой? Как мило. Нет, показывать фото не обязательно, но спасибо, что поделился».

Вы узнаёте секреты и постыдные подробности о своих друзьях и соседях, которые никогда не хотели знать.

А они узнают ваши.

Первый день в месте, обычно наполняющим меня радостью и гордостью, сегодня становится каким угодно, но только не приятным. Я чувствую себя жуком, которого изучают под микроскопом. Раздвигают конечности. Прижимают к стеклу. Уверена, что обо мне сплетничают на каждом углу, и уж точно в «закусочной Большого Стэна», в двух кварталах отсюда.

Но чем больше я повторяю свою ложь, тем легче мне становится. С каждой историей о романтических ужинах при луне, о лучшем коктейле с ромом, который я когда-либо пробовала, или даже об укусах пауков, от которых проснулась однажды утром, во мне крепла вера в то, что это был идеальный медовый месяц. С мужчиной моей мечты.

Пока не появилась Саманта Хамфрис.

Сэм, или Хрюшка, как ее называют в определенных кругах из-за формы носа, всегда была влюблена в Кэла. Это чувство не взаимное, однако оно не мешает Хрюшке жить в своем маленьком иллюзорном мире.

Я знаю ее, как и остальных пятьдесят девять одноклассников католической школы, еще с детского сада. Однако друзьями мы не были. Ее зависть к богатству моей семьи всегда была больной темой. Гранты, финансируемые такими людьми, как мой отец, оплачивали приходское образование девушки. Ее семья изо всех сил старалась свести концы с концами, в то время как моя каждое лето отправлялась на каникулы в экзотическую страну. Сэм делала покупки в «Красотке Никель», местном комиссионном магазине; у меня же была дизайнерская одежда (которую, для ясности, я редко носила). На самом деле, девушка была настолько бедна, что здешние люди переименовали пенни в «хамфрис», и когда проезжали мимо ее дома, то бросали мелочь во двор. Однажды я тоже так сделала. И не смогла уснуть той ночью, настолько мне было стыдно.

Но все это не идет ни в какое сравнению с тем, что мне досталась ее мечта.

Любовь и внимание Кэла Шепарда.

Сэм никогда не забывает о своих чувствах к нему, и тот факт, что теперь я стала его женой, вероятно, пожирает ее так же, как меня сжигает осознание того, что Киллиан женат на моей сестре. Не считая того факта, что он влюблен в меня. Поэтому, когда девушка видит ослепительное кольцо, украшающее мою левую руку, то не просто выпускает когти, а приходит в бешенство. Как только взгляд Саманты падает на мою руку, он становится жестким, и я понимаю, что сейчас услышу нечто отвратительное.

— Я, конечно, слышала об этом, но сказала маме, что это всего лишь местные слухи. Маверик ДеСото, которую я знаю, ни за что бы не вышла замуж за такого хорошего, честного человека, как Кэл Шепард, потому что все еще любит мужа своей сестры. Но похоже, я ошибалась.

Слышу, как позади меня кто-то ахает, и болтовня в пекарне тут же стихает. Мгновенно, как игла, которую резко убрали с пластинки.

— Убирайся отсюда, — сердито рычит Мэри-Лу. Не очень вежливо проводив Хрюшку до двери, моя подруга кричит ей вслед. — Свиньям здесь не рады, если, конечно, не хочешь оказаться в меню, — а затем бормочет себе под нос. — Жирная задница со свиным рылом.

Из-за чего по маленькому бистро пробегает смешок.

— Да она просто ревнивая корова, — объявляет восьмидесятилетняя Эльда Хансен. Остальные согласно кивают. Эльда дарит мне сочувственную улыбку, когда я поворачиваюсь к ней и слабо улыбаюсь в ответ, пытаясь держать голову прямо в то время, как стыд грозит поглотить меня.

Мэри-Лу настояла на том, чтобы встать у прилавка, а я осталась на кухне, пока мы не закрылись в два часа пополудни. Она более работоспособна на кухне, а мне привычнее общаться с клиентами, но после той стычки я настолько потрясена, что не могу больше фальшиво улыбаться.

Следующие несколько часов мои мысли заняты лишь тем, что Эльда оказалась права. Сэм ревнует. Но, к сожалению, Хрюшка тоже не ошибается. Я вышла замуж за хорошего, честного человека, испытывая любовь к другому. И у нее хватило наглости сказать мне это в лицо. Как бы сильно Саманта мне не нравилась, сейчас я испытываю к ней уважение. Ну, что ж, теперь хотя бы ясно, что на самом деле обо мне думает половина населения.

После того, как мы закрываемся, Мэри-Лу вытаскивает свой запас «Джим Бима», практически заставляя меня сделать пару глотков этого пойла. Джим, Джек или Джонни, может, и не решают мировых проблем, однако отлично справляются с тем, что на время хоронят неприглядную правду.

Затем спустя два часа и бутылку вина мы сидим за кухонным столом в моем доме, а Мэри-Лу произносит самые резкие, но искренние слова, которые когда-либо говорила. Ее прямота — качество, которое я обожаю и ненавижу одновременно.

— Теперь ты замужняя женщина, Мавс. И сама согласилась стать женой Кэла Шепарда.

— Я в курсе.

— Он без ума от тебя. Именно Кэл всегда находился рядом с тобой, а не Киллиан. Потому что Киллиан — бесхребетный ублюдок.

— Повторяю, я в курсе, — отвечаю я, а в моем тоне слышится желчь. Возможно ли чувствовать себя еще хуже после ее слов?

Подруга смотрит на меня несколько секунд.

— Если ты не думала, что сможешь влюбиться в Кэла, то не должна была выходить за него замуж. Если считаешь, что неспособна на это, то должна поступить правильно и покончить со всем прежде, чем причинишь еще больше вреда.

— Хватит! — очевидно, все так, как она говорит.

— Правда ранит, как нож, верно?

Я киваю в знак согласия, потому что в горле