Гарриет нахмурилась. В свои тридцать девять она быстро старела, однако не делала ничего, чтобы как-то помочь себе. Она не использовала макияж и носила бесформенную прическу. Шарлотта всегда советовала места, где ее могут хорошо постричь, но тридцать пять фунтов за это казались чрезмерной ценой. Хотя, возможно, немного туши подчеркнет тот факт, что у нее имеются ресницы, и сделает ее менее усталой на вид.

И одежда тоже ничего для нее не значила. Весь ее гардероб был в серой или темно-коричневой гамме. Она одолжила однажды у Шарлотты ярко-розовый шарфик, обмотала его вокруг шеи, чтобы не простудиться в парке, но так и не смогла поверить, что это что-то меняет.

Как только ей стало попрохладней, Гарриет выхватила телефон из сумки и нажала кнопку, чтобы подсветить экран. Когда ничего не произошло, она нажала боковую кнопку, чтобы включить его, но экран оставался черным.

– Ну же! – пробормотала она; ее живот рефлективно сжался. Она нажимала снова и снова, однако ничего не получалось. Телефон, должно быть, разрядился, но она не знала, как. Она подключила его к розетке накануне вечером, как всегда, когда ложилась спать. Гарриет помнила об этом, потому что знала – сегодня он потребуется ей больше, чем когда-либо.

Может, она забыла?

Нет, она определенно не забыла. Гарриет взяла за правило заряжать его перед тем, как сделать чашку чая себе на ночь. Она вспомнила, потому что проверила еще раз, когда выходила из кухни.

Но по какой-то причине телефон не подавал признаков жизни.

Гарриет кинула его обратно в сумку. Теперь она понятия не имела, что происходит на празднике, и никто не мог ей сказать. И внезапно дурацкая разряженная телефонная батарея заставила ее расплакаться. Она проглотила всхлип. Ей было больно вдали от Алисы. Это буквально выжигало ей сердце, но никто этого не понимал. Тогда Гарриет научилась преуменьшать, как сильно она хотела держать дочь при себе, как ненавидела саму мысль о том, чтобы выпустить ее из поля зрения. Она заметила, как подруги Шарлотты переглянулись, когда она призналась, что ни разу не провела без Брайана или Алисы ни одного вечера.

«Она бы справилась без тебя, – говорила Шарлотта. – Неужели Брайан не хочет, чтобы ты вся принадлежала самой себе в свободный вечер?»

Гарриет попыталась представить, что Брайан сказал бы, если бы она такое предложила. Он, вероятно, будет встревожен этой идеей.

«Ты могла бы оставить ее с Брайаном и уехать на девичник, например», – упорно продолжала Шарлотта.

Гарриет не представляла себе такого поступка. Обычно она никогда не показывала своих истинных чувств, потому что в первую очередь презирала себя за то, что была такой. Никто не знал, чего ей стоило оставить Алису с Шарлоттой сегодня. Но Шарлотта пришла в восторг, что она обратилась к ней, хотя Гарриет и не следовало говорить, что больше просить было некого.

«Однажды вы должны их отпустить, – сказала ей как-то женщина в магазине. – В один прекрасный день они отращивают свои крылья и просто улетают прочь. Как бабочки», – прибавила она, хлопая руками в воздухе. Гарриет подавила желание врезать ей по рукам.

Алиса улетит прочь только тогда, когда она ей позволит. Ее собственная мама удерживала ее слишком долго, и Гарриет прекрасно понимала, насколько разрушительным это может оказаться. Она обещала себе не поступать так с собственными детьми, но всё-таки к этому пришла. Где-то на своем пути она стала той матерью, которой не хотела быть.

Гарриет должна забыть про телефон, вернуться в комнату и страдать до конца курсов. Это не имеет значения, сказала она своему отражению. Это займет еще всего один, – она глянула на часы, – максимум два часа, и она будет дома в четыре тридцать вечера, как и планировалось.

Или она может ускользнуть, как та девушка.

Гарриет забарабанила пальцами по раковине. Ей действительно нужно было научиться принимать простые решения.

Шарлотта

Когда я глянула через сетчатое окно «Джунглей», то увидела лишь чужих кричащих детей, кувыркающихся друг через друга, едва понимающих в своем возбуждении, что наступают на остальных. Алиса может сжаться и присесть где-то в уголке, и большинство ребят второй раз на нее и не взглянут. Мне нужно войти туда самой – я не могла полагаться на Джека, чтобы искать ее должным образом.

– Давайте, девочки, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно. – Пойдемте посмотрим, куда подевалась Алиса.

Я схватила девочек за руки, и, пока мы бежали ко входу в «Джунгли», мне пришло в голову, что я бы не волновалась так, будь это кто-то из моих детей. Они склонны прятаться от меня или блуждать. Но Алиса? Я не могла представить ее вытворяющей подобное. Было в ней что-то хрупкое, отличающее ее от всех других детей, которых я знала. И было что-то немыслимое в потере чужого ребенка.

В пяти метрах от задней части аттракциона находился забор, который отделял поле от парковой зоны, а вдали линия деревьев частично скрывала поле для гольфа. Я выскользнула из туфель, и, держа их в одной руке, поползла через «Джунгли», а обе девочки – за мной по пятам.

Я выкрикивала имя Алисы, когда мы карабкались через пандусы и протискивались через туннели, глядя на каждого ребенка, мимо которого пролезали, надеясь увидеть, как мелькнет ее розовая юбка с оборками.

– Куда она могла деться? – крикнула я сверху Джеку, который ждал в конце горки. Он пожал плечами в ответ, а я неэлегантно задрала ногу над последним съездом и скатилась вниз, придерживая руками Эви, которая хихикала за моей спиной, пуская носом пузыри от счастья, что я проползла через надувнушку вместе с ней.

– Господи, это просто нелепо. – Я огляделась вокруг, снова надела туфли и повернулась к детям. – Алиса говорила о том, что хочет пойти куда-то еще? Может, она упоминала фокусника?

Я не видела ее входящей в палатку фокусника, но она могла пойти не в том направлении, заблудиться и потеряться.

– Конечно, я бы ее увидела, – пробормотала я, не обращаясь ни к кому из них конкретно. Больше для себя самой. – Молли, ты действительно видела, как она залезала в эту штуку? – спросила я, и мой голос поднялся на октаву выше, когда я указала на надувнушку позади нас.

– Я так думаю.

– Ты так думаешь?

– Ну… – Молли сделала паузу. – Я думаю, она вошла после меня.

– Но ты не знаешь наверняка? – уточнила я, изо всех сил стараясь не закричать.

Молли покачала головой. Я кинулась к женщине, которая взяла у меня деньги, а теперь разговаривала с другой мамой у лотка с пирожными.

– Маленькая девочка пришла туда с моими детьми! – перебила я их. – Около десяти минут назад, но теперь там нет никаких ее признаков.

– Ох…

Я засомневалась, что женщина замечала, какие дети входят и выходят. Она едва подняла голову, когда я положила монеты в ее протянутую руку.

– Простите, я не знаю, – произнесла она. – Как она выглядит?