Августа невольно залюбовалась братом и одновременно пожалела его: как тяжело, наверное, мужчине, которому женщины буквально не дают прохода…

Но тут же она пожалела и себя. Господь Бог, должно быть, вложив все свое мастерство во внешность Саймона, «отдыхал», когда творил его сестру, — так они были не похожи друг на друга.

У Августы тоже были темные, выразительные, как и у всех Йорков, глаза и тонкий, чувственный рот, но они казались словно переклеенными с чужого лица. Рост Саймона был одним из его преимуществ, но такой же рост у женщины — это, пожалуй, слишком, особенно если учесть, что Августа отнюдь не была худой. Волосы ее, мышиного цвета, были тонкими и ломкими, ресницы жидкими, руки слишком полными. Другие девушки ее возраста уже начинали всерьез подумывать о замужестве, но она чувствовала, что ей еще долго — если не всегда — предстоит быть обузой для своего красавца брата.

— Не уезжай, — прошептала она, потупившись. — Шесть недель — такой долгий срок, а эти острова так далеко… Без тебя здесь будет скучно…

Саймон улыбнулся и обнял сестру за плечи.

— Береги себя, родная, — ласково проговорил он. — В конце концов, не всегда же тебе жить рядом со мной! К тому же за эти шесть недель тебе предстоит один бал и еще один званый вечер, так что скучать не придется. Надеюсь, дочери Трелон для тебя неплохая компания.

По лицу Августы пробежала тень. С тех пор как она перестала быть ребенком, из года в год для нее повторялось одно и то же — Саймон не пропускал ни одного бала или вечеринки в округе, чтобы не свозить на них сестру, и непонятно как (Августа подозревала даже, что за деньги) подговаривал самых изысканных молодых людей танцевать с ней. На неоднократные попытки Августы втолковать ему, какой пыткой были для нее эти балы, Саймон не обращал ни малейшего внимания. Для него самого балы, конечно же, были отрадой — красивый, жизнерадостный, остроумный, он всегда находился в центре внимания. Но Августа гораздо проще чувствовала себя дома, где могла заняться своими книгами, вышиванием или щенками. Здесь никто не сравнивал ее с Саймоном, никто не требовал от нее быть такой, какой она не являлась на самом деле.

— Может быть, — прошептала Августа, стараясь не глядеть брату в глаза, — я лучше отдохну это лето дома?

— Не говори ерунды! — Саймон отпустил ее плечи и направился к выходу, давая понять, что разговор окончен и его ждут более серьезные дела. — Я уже позаботился о том, чтобы у тебя за время моего отсутствия была масса приглашений. Неужели ты думаешь, что я позволю тебе скучать? Веселись, дорогая, но, покоряя все сердца в округе, хотя бы иногда вспоминай обо мне…

Августа покраснела до корней волос. Она представила себя, затянутую в пышные шелка, сидящую в уголке в обществе каких-нибудь пожилых дам и вынужденную выбирать себе кавалеров между престарелыми полковниками и прыщавыми мальчишками лет двенадцати, вызывая смех ровесниц и сочувственные вздохи молодых людей. Что за пытка, Боже правый! Если бы Саймон был рядом, то она могла хотя бы порадоваться его успехам и этим скрасить свою тоску, но без него…

— Спасибо, Саймон, — произнесла она как можно нежнее, — но я действительно хочу побыть одна…

Брат повернулся к ней; взгляд у него был удивленный и немного рассерженный.

— Я стараюсь изо всех сил, чтобы у тебя было как можно больше развлечений, а ты… ты ведешь себя просто как ребенок!

Августа отчаянно заморгала — Саймон редко бывал с ней так резок…

— Извини, ты, конечно же, прав. Я не хотела быть неблагодарной.

Лицо Саймона сразу подобрело, и он вздохнул, словно сетуя на самого себя.

— Прости и ты, родная. — Он подошел к сестре и слегка дотронулся губами до ее лба. — Я не должен был так разговаривать. Просто мысли у меня заняты другим…

Августа смотрела на брата не отрываясь, не зная, что сказать.

— Саймон…

В этот миг послышалось ржание лошади.

— Наконец-то! — воскликнул молодой человек и энергично направился к выходу.

Рывком раскрыв дверь, он на минуту остановился:

— Ты ведь передашь мои извинения дамам, сестренка? Молодец, умная девочка! Поцелуй меня.

Августа подбежала к нему, наградив его столь крепким поцелуем, что Саймон не мог не рассмеяться, вырываясь из ее цепких объятий.

— Я привезу тебе что-нибудь с островов. И по возвращении жду полного отчета о твоих сердечных победах!

Крепко пожав ей руку, он повернулся к Питеру — своему управляющему — и принял от него удила.

— Итак, Питер, — торжественно объявил он, — я передаю в твои руки все самое ценное, что у меня есть: моих лошадей, мои земли и мою горячо любимую сестру! — Он улыбнулся, словно желая смягчить серьезность этого заявления. — Нет никого, кому бы я мог доверять так, как тебе.

Питер посмотрел на человека, который последние десять лет был для него скорее другом, и его широкое лицо расплылось в добродушной улыбке.

— Будьте уверены, хозяин! Хотя, — он лукаво посмотрел на Августу, — за этой пташкой нужен глаз да глаз!

— На тебя вся надежда, приятель. — Саймон вскочил в седло и послал Августе воздушный поцелуй: — Я вернусь так скоро, что ты, сестренка, даже не заметишь. Береги себя!

Он сделал круг на лошади и, пришпорив ее, помчался прочь от печальных глаз Августы, неотрывно следившей за ним.

Брат уже давно скрылся из виду, а она стояла все так же неподвижно, пока Питер не вывел ее из забытья:

— Что приуныли, мисс? Не навек же, я думаю, уехал хозяин!

Августа, выйдя из оцепенения, притворно рассмеялась:

— И в самом деле, что это я стою как дура! Меня же ждут тети!

Подобрав юбки, она поспешила к дому. Питер с невозмутимым видом последовал за ней:

— Не стоит, мисс, так беспокоиться за брата — ведь не может же он и в самом деле всю жизнь просидеть дома!

Августа знала, что скрывать свое настроение от Питера совершенно бесполезно — он понимал ее как никто другой, и уж, во всяком случае, гораздо лучше Саймона. Вздохнув и слегка пожав плечами, она призналась:

— Саймон заставляет меня делать то, к чему у меня совершенно не лежит душа, и никак не хочет этого понять.

В глазах Питера мелькнул сочувственный огонек:

— Да, мисс, так иногда бывает: больше всего мы мучаем именно тех, кого сильнее всего любим. Саймон привык уж слишком опекать вас.

Августа кивнула:

— Я знаю… Но как он не понимает, какое мучение для меня все эти балы! Да на меня там смотрят, как на дрессированного поросенка…

Глаза Питера сердито сверкнули:

— Послушайте, мисс, я не позволю, чтобы вы так говорили о себе!

Августа закусила губу.

— Извини, Питер, — проговорила она, — просто у меня сегодня нервы не в порядке. Я представляю, как скучно будет этим летом без Саймона!