– Я вас предупредила, – сказала она, глядя прямо в поросячьи глазки негодяя.

В следующее мгновение Пен нажала на спусковой крючок, и прогремел выстрел. В ушах у Пенелопы зазвенело, а в носу защипало от резкого запаха пороха.

– Porca miseria…[1] – Негодяй пошатнулся и, сделав шаг назад, рухнул на пол в сторону толпы, которая загудела, подобно рассерженному океану. На лбу у него образовалось кровавое пятно, а в глазах, прежде чем они закатились, промелькнуло удивление.

«Святые небеса, он мертв!» – мысленно воскликнула Пенелопа и тотчас почувствовала, как к горлу ее подкатывает тошнота. За свои двадцать восемь лет ей еще ни разу не приходилось убивать. Прежде чем зловещая толпа снова двинулась на нее, она сунула дрожащую руку в карман, чтобы достать второй пистолет. И тут же, ощутив у себя за спиной чье-то присутствие, Пен поняла, что кучер Джузеппе наконец-то проявил некое подобие мужества. Лучше бы он прихватил с собой ружье! Но, увы, ружье осталось в экипаже, так что теперь в его распоряжении были только кулаки.

Глаза негодяев засверкали от ярости, и Пен еще крепче сжала в руке пистолет; рука ее вдруг стала на удивление твердой.

Внезапно кто-то схватил ее за грудь, и еще чья-то рука ударила ее под ребра. Пенелопу охватил ужас. У нее оставалась всего одна пуля, но пришло ли время ее использовать?

В этот момент Джузеппе схватился с кем-то из нападавших, но Пен не могла прийти ему на помощь – ведь она не могла помочь даже себе самой. Судорожно хватая ртом воздух и отбиваясь от цепких рук, Пенелопа вскинула пистолет – и в тот же миг прогрохотал выстрел. «Но как же так?!» – изумилась Пен. Ведь пистолет оставался холодным в ее руке, и, следовательно, это не она спустила курок…

На несколько секунд, показавшихся вечностью, воцарилась тишина, а затем прогремел еще один выстрел, после чего раздался громкий голос:

– Отойдите от нее!

Неужели Кэм?! Даже спустя девять лет этот густой баритон оставался хорошо знакомым и родным.

Нападавшие же, насупившись, расступились, образовав проход, ведущий к двери, где, очевидно, и стоял спаситель Пенелопы. Прошло еще несколько секунд, и она увидела высокого мужчину в элегантном плаще с капюшоном и в бобровой шапке. В руках Кэм сжимал два пистолета, за его плечом виднелось ружье, а у бедра висела сабля. Шапка его и плечи были слегка припорошены снегом.

– Убирайтесь отсюда и больше не возвращайтесь, – сказал Кэмден, окинув взглядом негодяев. – Эта леди находится под моей защитой.

Итальянский герцога был так же хорош, как и итальянский Пенелопы, и на сей раз головорезы все прекрасно поняли. Впрочем, один из них задержался и начал что-то громко объяснять, указывая на убитого. Но Кэм вновь вскинул пистолет, и итальянец, подхватив труп, поспешил за своими приятелями.

Пенелопа протянула к Джузеппе дрожавшую руку, но к ужасу Пен, рука ее внезапно оказалась в ладони Кэма. И даже сквозь кожаную перчатку она ощущала исходивший от него жар. Но как же случилось, что спустя столько лет он все еще производил на нее подобное впечатление?

– Я в порядке, – пробормотала Пен, борясь с подступавшей к горлу тошнотой.

– Это видно. – Кэм еще крепче сжал руку девушки.

Судорожно сглотнув – все кружилось у нее перед глазами, – она тихо сказала:

– Просто я… Я никогда прежде не убивала.

– Не стоит взывать к моей жалости, – проворчал Кэмден, и стало очевидно, что он гневался.

– Ты на меня злишься? – спросила Пенелопа в замешательстве.

– Даже не представляешь, насколько. – Кэм помолчал и добавил: – Мне ужасно хочется перекинуть тебя через колено и хорошенько отшлепать.

– Но почему? Не понимаю… – проговорила Пенелопа так тихо, что едва услышала собственный голос. И тут вдруг все вокруг нее стало стремительно вращаться, и она со вздохом закрыла глаза.

В следующее мгновение, почувствовав, как Кэм подхватил ее на руки, Пенелопа попыталась вырваться, – но тут же погрузилась во мрак.

– Заберите. – Удерживая на руках Пенелопу, герцог сунул пистолеты кучеру, стоявшему в нескольких шагах от него, затем взглянул в лицо красавицы, покоившейся у него на руках. Да-да, совершенно неприметная худенькая девочка превратилась в потрясающую красавицу – именно из-за таких когда-то развязывались войны.

Впрочем, Кэм прекрасно помнил, какое беспокойство поселилось в его душе, когда девять лет назад он внезапно обнаружил, что хорошо знакомая ему девочка превратилась в изумительную красавицу. И вот сейчас он сжимал ее в объятиях – такую изящную, теплую и податливую. Кэма дразнил и будоражил исходивший от нее цветочный аромат… с примесью запаха пороха.

Иссиня-черные локоны рассыпались по плечам Пенелопы, и Кэмден едва не задохнулся от ярости, вспомнив, как окружившие Пен смрадные негодяи лапали ее своими грязными руками. Будь у него побольше пуль и несколько надежных людей за спиной, одним убитым они бы не отделались.

– Приведите хозяина, – обратился Кэмден к молоденькой служанке.

Глаза девушки округлились, и она, поспешно присев в реверансе, выбежала из зала.

Пен зашевелилась, когда Кэмден уложил ее на деревянную скамью у окна с закрытыми ставнями. Глядя на нее, он испытывал самые противоречивые чувства. Во-первых, конечно же облегчение – к счастью, он приехал очень вовремя. И в то же время он ужасно злился – из-за того, что пришлось сюда приехать. Кроме того… Проклятье, он испытывал к Пен физическое влечение.

Невольно вздохнув, герцог наклонился, чтобы проверить, не ранена ли она. На шее и на плечах виднелись царапины, но в остальном… Судя по всему, она была в порядке. Сердце Кэмдена болезненно сжалось при мысли о том, что могло бы произойти, не подоспей он вовремя.

Черные как смоль ресницы дрогнули, но Пенелопа не очнулась. «Как странно… – промелькнуло у Кэмдена. – Странно, что даже сейчас, столько лет спустя, она по-прежнему выглядит невинной…»

Герцог задержал взгляд на чуть приоткрытых губах – и вновь он почувствовал что-то очень похожее на возбуждение. Поправляя разорванный лиф ее платья, он старался не обращать внимания на атласную кожу под кружевной сорочкой. Проклятье! Неужели он воспринимал Пенелопу Торн как желанную женщину, а не тягостную обязанность, от которой следовало поскорее избавиться?

Тут Пен снова зашевелилась, а потом вдруг спросила:

– Достаточно увидел?

Герцог Седжмур славился уверенностью в себе; еще никому не удавалось заставить его покраснеть. Но сейчас, внезапно почувствовав, что краснеет, он пробормотал:

– Похоже, никаких серьезных повреждений нет. – Кэм откинул полу своего плаща и положил на стоявший рядом стол саблю и ружье – в отличие от Пен, он был вполне готов к визиту в этот оплот беззакония.