Если бы Сталин прожил еще немного, тот же конфликт разразился бы раньше и получился бы полный разрыв между СССР и Китаем. Политика – это вообще игра. И Мао проводил свою политику, вел свою игру. Ее особенность заключалась в азиатских методах, в лести и коварстве. После XX съезда КПСС Мао говорил: «Товарищ Хрущев открыл нам глаза, сказал правду, и мы перестраиваемся». Сам Мао опубликовал это высказывание, а потом грянул конфликт. Мао объявил, что идея мирного сосуществования – буржуазно-пацифистская точка зрения. Затем китайцы стали говорить, что при социализме распределение благ по количеству и качеству вложенного труда – буржуазный лозунг. Послышались обвинения, что мы плетемся в хвосте у буржуазии. Тут уж встали принципиальные вопросы направления дальнейшего развития страны. Мы не могли идти за Китаем. А теперь философ Юдин все сваливает на личности. Он меня удивляет. Я его считал умным человеком.

Таковы были расхождения. Однако если мы говорим о Мао, то это одно дело, и совсем другое, если мы говорим о Китае в целом. Если мы начнем поносить китайский народ, то окажемся на националистических позициях. Национализм – это если мы начнем считать, что какая-то нация имеет особые права и преимущества. Это нацизм. Поэтому мы и сейчас искренне верим, что китайцы – наши братья, такие же люди, как мы. И если обманутая китайская молодежь нападает на наше посольство, это еще не значит, что нам надо ненавидеть китайский народ. Молодежь – еще не вся нация. Мы же марксисты! Должны понимать, что есть и иная молодежь. Ведь не весь Китай был на той площади, и не все, кто был на той площади и кричал, согласны с подобным. Вот в чем дело! Сколько сейчас китайцев, которые сами оплакивают то, что у них получилось? В Китае развернулась сильная борьба, китайцы убивают друг друга. Вот у нас Сталин расстрелял сотни тысяч граждан. Мы, члены партии, отвечаем за это, но нельзя же сейчас считать, что такое делала вся партия. Имело место злоупотребление властью Сталиным, а сейчас то же самое повторяет у себя Мао.

Приведу еще несколько фактов из истории наших взаимоотношений с Китаем. Сталин довольно критически относился к Мао Цзэдуну. Он называл его, и с марксистской точки зрения правильно называл, каким-то пещерным марксистом. Действительно, когда Мао победно шествовал по стране, коммунисты подступили к Шанхаю. Но потом они остановились и не занимают его. Сталин спрашивал у Мао: «Почему не берете Шанхай?» Тот отвечает: «Там шесть миллионов населения. Если займем, надо их кормить. А чем их кормить?» И это марксист? Мао опирается на крестьян, а не на рабочий класс. Рабочий Шанхай он игнорирует, не хочет его принимать и не хочет на него опираться. Сталин его не раз критиковал с классической марксистской позиции и был прав. Но факт остается фактом. Мао, опираясь на крестьян, добился у себя победы. Тут не чудо, а поправка к историческому материализму: пришел к власти, опираясь на крестьян! Значит, правда истории – за ним. Только не марксистская правда. Ведь победы бывают и временными, и вообще с разными результатами. Это из истории тоже видно.

Или другой конкретный случай. При Сталине СССР заключил договор с Китаем о совместной эксплуатации недр Синьцзяна[9]. Когда китайские коммунисты воевали против Чан Кайши и Чан Кайши не имел возможности контролировать эту провинцию, мы там довольно крепко обосновались. Основное население там не китайцы, а уйгуры, и у нас с ними сложились хорошие отношения. Я не помню, что мы там добывали, кажется свинец. Когда заканчивалась война и Китайская компартия победила, Мао Цзэдун стал проявлять нервозность и настороженность: как мы поведем себя в Синьцзяне.

Сталин тогда послал Микояна в расположение коммунистических войск, и Мао Цзэдуну через Микояна было заявлено, что из Синьцзяна мы уходим. Это было правильно сделано. Однако взамен мы предложили Китаю создать смешанное общество по эксплуатации природных богатств Синьцзяна. Естественно, с нашими капиталовложениями, нашей техникой, а рабочей силой – из местного населения. Вся продукция шла в Советский Союз. Этим были посеяны семена недоверия. То была ошибка, даже оскорбление китайцев. В Китае раньше сидели французы, сидели англичане, сидели американцы, а теперь советские люди тоже туда влезут. Это же немыслимое дело! Сталин то же самое проделал в Польше, в ГДР, в Болгарии, в Чехословакии, в Румынии. Мы потом ликвидировали все смешанные общества такого рода.

Третий случай. Работники нашего посольства сообщили, что Китай начал добычу золота и алмазов и скрывает эту добычу, оставляет все у себя, не поставляет нам. Я помню, какой переполох устроил Сталин.

Сталин обзванивал всех нас и спрашивал: кто знает, в каком районе Китая разрабатываются золото или алмазы? Мы-то не такие были знатоки, каждый ответил, что не знает. Он поднял ночью на ноги наших торговых работников, людей, которые ездят в Китай и, по-моему, даже ученых, у которых потребовал справку: где, в каких районах Китая, какие полезные ископаемые добываются.

Сталин даже послал телеграмму на этот счет в наше посольство в Китае с требованием тщательно разобраться и доложить. Сталин хотел нажать на Китай, потребовать отдать все нам.

Это невозможное дело. Мы потом сидели у него на даче за обеденным столом переглядывались, шутили потихоньку.

Берия говорит: «А ты знаешь, кому это известно? Артисту Козловскому. Он поет: “Не счесть алмазов в каменных пещерах…”» Между прочим, Берия лично подзуживал Сталина, что, мол, в Китае имеются крупнейшие природные богатства, а Мао их скрывает; раз мы ему даем кредиты, нужно заставить его, чтобы он поставлял нам сокровища из своих недр. Вот Сталин и заинтересовался.

В тот же период произошел и другой аналогичный случай. Возник вопрос о получении из Китая натурального каучука. В Китае на острове Хайнань произрастает гевея, которая дает натуральный каучук. Я подал мысль выяснить у Мао, в каком районе Китая можно завести плантацию каучуковых деревьев. Развить бы это дело, дать Китаю кредит, технику и освободиться всем нам от зависимости по каучуку от капиталистических стран. Но Сталин все повернул по-иному.

Пошла телеграмма Мао Цзэдуну с просьбой предоставить нам территорию, где бы мы могли разводить эти деревья, перерабатывать сырье и получать каучук.

Я тогда хотел удержать Сталина от этого шага:

– Товарищ Сталин, не следует в такой форме писать Мао Цзэдуну, это похоже на то, что мы концессию хотим иметь. Китай имел раньше много территорий, занятых иностранцами под концессии и колонии. Наш шаг будет плохо расценен.

Как он на меня сверкнул глазами! Как это я посмел его, Сталина, поправлять. Вопрос концессий – принципиальный, политический вопрос, а он вождь, он теоретик, и вдруг ошибается – и Хрущев его поправляет. Он никаких поправок не терпел, тем более в такой щепетильной и острой области.