Затем вопреки всем своим планам я переключила внимание со своих душевных ран на красоту окружающего города. Брюгге как будто разговаривал со мной. «Смотри, какие у меня ровные мощеные улочки! Смотри, а за этой узкой арочкой скрывается лучший бар в городе! Смотри, если влезть на этот поручень, ты увидишь зимний сад на балконе бывшего отеля. Здесь растут лимоны и красные перчики в кадках. Здорово, правда? Скажи, ведь я хорош, я ведь хорош?» Я смотрела и соглашалась. Никто не был так хорош, как Брюгге. Даже мой великолепный бывший, неотразимый и обворожительный Стивен не шел с ним ни в какое сравнение. Брюгге куда больше походил на человека, чем некоторые хомо сапиенсы.

Я сидела на ограде моста, глядя на отражающийся в воде свет окон. За окнами жили люди. Тысячи и тысячи маленьких персональных вселенных. Люди ели бублики с ветчиной и сыром, пили красное вино и ромашковый чай. И каждый из этих человечков думал, что его проблемы – самые значимые, его боль – самая невыносимая, на его жизни зиждется мир. Прямо как я.

Я беззвучно проплывала под окнами спящих домов, прислушивалась к запоздалым ночным звукам, эхом раздающимся по всему кварталу. Встречала рассвет, глядя на то, как над водой закручивается пар, колышется, стекается к центру озера и столпом уходит вверх. Можно было наклониться и зачерпнуть кудрявую дымку ладонью. Первые робкие лучи солнца пробивались сквозь просвет между домами. Они подсвечивали мою беспорядочную копну волос, как будто вплетая в отдельные локоны тонкие медные проволочки. Пробираясь в мои глаза, солнце окрашивало радужки в бирюзовый цвет. Я плакала от счастья и признавалась Брюгге в любви. Он отвечал взаимностью. А потом я жутко проголодалась.

Светало. Я понятия не имела, где можно найти работающее заведение, хотя вроде бы обошла город вдоль и поперек; наверное, просто не обращала внимания. Знакомый круглосуточный мини-маркет находился на другом конце города, а организм требовал всех недополученных за время страданий калорий. Помаявшись, я уж было решила все-таки пойти проторенным путем, как вдруг увидела свет, льющийся из кухни кафе-пекарни в полуподвальном этаже какого-то старинного пансионата. На кухне суетилась молодая девушка с роскошными каштановыми волосами. Волосы были убраны в косу, кое-как зачесанную набок. С другой стороны выбивалась пара прядей, и девушка то и дело нетерпеливо заправляла их за ухо рукой, испачканной в липком тесте. Зрелище было настолько уютным и успокаивающим, что я все ближе тянулась к окну, как будто пытаясь согреться ее неутомимой энергией.

Вдруг девушка заметила меня. Вздрогнула. Потом моргнула, приветливо махнула рукой и, раскрыв пошире окно, высунулась наружу.

– Доброе утро! – радостно воскликнула она.

Я растерянно оглянулась по сторонам. Действительно, пожалуй, уже утро.

– Ээээм… доброе… – Я замешкалась, размышляя, как бы объяснить тот факт, что я выгляжу как сумасшедшая и подглядываю за незнакомым человеком. – Подскажите, пожалуйста, в котором часу вы открываетесь?

– Ну, выпечку я начинаю продавать с семи, а вот кафе открываю только в восемь… – извиняющимся тоном произнесла девушка. Потом внимательно посмотрела на меня и вдруг лучезарно улыбнулась: – Но для вас можно и сейчас! – Она выбежала из кухни, открыла мне дверь кафе и пригласила внутрь, затем аккуратно заперла ее за мной. – Просто неудобно одновременно печь и обслуживать посетителей, – пояснила она.

Я кивнула, чувствуя себя не в своей тарелке. Оглядела кафе. Вроде бы ничего особенного, и в то же время абсолютно все было особенным: круглые белые столики на одной ножке, подушечки из клетчатой ткани на стульях, в основном бело-салатные и бело-розовые, маленькие молочники из толстого фарфора, приспособленные под вазочки, со слегка увядшими столистными розами, ажурные бумажные салфетки. Стены, окрашенные в фисташковый цвет, большие витрины для выпечки. Я села за дальний столик у окна, неуверенно расправила на коленях пижамные брюки и постаралась прикрыть несерьезный узор из уточек полами пальто.

– Чего изволите? – приветливо спросила хозяйка заведения.

– Ну-у… э-э-э… а что у вас есть?

– Резонный вопрос, – рассмеялась девушка. – В такое время мало что есть, но кофе я вам точно сделаю.

– Тогда капучино, пожалуйста, – решилась я, – и, наверное, что-нибудь из съестного.

– Остался вчерашний хлеб, сыровяленое мясо и помидоры, сойдет? Свежая выпечка поспеет минут через сорок… – с сожалением призналась она.

– Нет, что вы, это как раз подходит, – поспешно согласилась я и, подумав, добавила: – Вот разве что еще какого-нибудь сыра… дорблю, что ли?

– Ах да, имеется такой! – просияла девушка и, глядя на мое изможденное лицо, участливо поинтересовалась: – Что, трудная ночка выдалась?

– Скорее последние несколько месяцев… – Я криво ухмыльнулась. – Но, кажется, у меня только что началась белая полоса в жизни!

– О-о-о, тогда это непременно следует отпраздновать! – воскликнула хозяйка и умчалась на кухню.

Через пару минут она вернулась с плетеным подносом, на котором лежал нарезанный крупными ломтями ароматный хлеб с поджаристыми семечками, тонюсенькие полупрозрачные ленты хамона, кружочки помидора и кубики дорблю. Она поставила все это геометрическое разнообразие на стол, а еще через мгновение принесла два бокала искрящегося «Фраголино» и один протянула мне.

– За счет заведения! – Она подняла бокал и торжественно произнесла: – За новую жизнь!

Сложно было с ней спорить. Я осушила свой бокал до дна и принялась за первый за долгое время завтрак.

Так я познакомилась с Оливией.

А через пару часов в кафе за свежим хлебом заскочил Карл. Узнав меня, сытую, разомлевшую и прикорнувшую в уголке, он невероятно обрадовался, когда выяснил, что я теперь живу в Брюгге, и предложил работать у него.

На данный момент я вот уже шесть лет работаю у Карла в его книжном магазине. Здесь сухо, немного пыльно и постоянно царит полумрак, который старинные мутные люстры под потолком разогнать не в состоянии. Потертые сосновые доски пола скрипят под ногами, а отполированные годами и тысячами прикосновений деревянные перила лестницы, наоборот, почему-то выглядят как новые. Я одна из тех счастливых людей, которым для того, чтобы попасть на работу, нужно всего лишь спуститься по ступенькам: за дальними стеллажами на втором этаже прячется дверца в небольшую квартиру.

Квартирка не отличается особыми удобствами, но в ней есть все, что может понадобиться относительно юной и сравнительно неприхотливой особе вроде меня: крохотная спаленка, которую почти полностью занимает большая кровать на низких ножках, несколько плетеных корзин для одежды (потому что шкаф – это для слабаков), большое зеркало, прислоненное прямо к стене, прикроватная тумбочка с неизменной стопкой книг и поигрыватель на полу, в котором за все время его существования вертится один-единственный диск с подборкой заводной попсы. Дальше идет кухня с плитой и шкафчиками для посуды, «общительным» (то есть громко жужжащим, булькающим и ворчащим, словно вредный старикашка) холодильником и большим столом в центре, который абсолютно здесь не нужен и занимает слишком много места, но прекрасно смотрится в сочетании с высокими барными табуретами. Затем – совмещенный санузел с продолговатым окошком под самым потолком, милой металлической эмалированной раковиной с синим орнаментом по краям и старинной маленькой бронзовой ванной. За последнюю я готова простить квартирке все остальные неудобства, даже крохотные размеры самой ванны: в нее удается погрузиться, только свернувшись клубочком, но зато, если добавить морской соли, пены и немного розовых лепестков, можно окунуться в роскошь девятнадцатого века.