«Плакса» режиссера Джона Уотерса: музыкальном фильме, действие которого происходит в 50-е годы. Картина стала культовой, и именно она помогла Деппу радикально сменить имидж.

Журнал «Sassy», 1990 г.:

«…Его дом в глубине Голливудских холмов. Территория хулиганов и разбитых носов. Для того чтобы пройти через калитку, вы должны знать секретный код. Очень древний мотоцикл, который, скорее всего, намного круче, чем я могу себе представить, припаркован во дворе. Сам дом нельзя назвать большим, он скорее обычный, зато окна в нем величиной от пола до потолка, через них можно обозревать панораму Лос-Анджелеса. В доме много старинных вещей, зеркала в деревянной оправе, кожаные стулья стиля 50-х гг., деревянный стол. Огромный матрац шлепается на пол прямо перед видеомагнитофоном и недалеко от пластмассового петуха. Тонны компакт-дисков и куча журналов и книг лежат везде, среди них есть томик поэзии Джека Керуака. Музыкальный центр крутит диск.

Джонни живет здесь. В настоящее время он сидит на полу возле окон и фотографируется на обложку журнала „Sassy“. Замок, покачивающийся на черной веревочке, привязан к петле его джинсов…»

За одной грандиозной ролью последовала другая: свое многолетнее сотрудничество с режиссером Тимом Бертоном Депп начал с главной роли в фильме «Эдвард Руки-ножницы», который собрал в прокате более 45 миллиона долларов и принес Деппу мировую славу. Джонни позже рассказывал в одном из своих интервью:

Я не мог в это поверить! Этот сценарий был одной из самых замечательных вещей, которые я мне когда-либо приходилось читать. Но я подумал, что у меня нет никаких шансов. Кто бы не хотел снимать Тома Круза в своем фильме? Ведь это заранее обеспечило бы фильму успех. Тим Бертон рассудил иначе. Возможно потому, что у нас с ним были похожие ощущения насчет этого фильма: что это классический сюжет – «Красавица и чудовище». Это был мой «Волшебник страны Оз».

Уверен, что мой агент Трэйси Джекобс, которая была со мной с начала моей карьеры, верила в меня больше, чем я сам. Вы слышите, когда скрипач начинает играть, но она поверила в меня еще до того, как услышала мою музыку, это очень трогательно. Я очень благодарен своим зрителям, большая часть которых подростки и дети. Я не люблю слово «фан», так что своих поклонников называю начальниками, потому что они дают мне работу и возможность заработать.

Главным режиссером на следующие 20 лет для Джонни стал Тим Бертон. Именно он открыл другую сторону актерского дарования Деппа, предложив парню из популярного телешоу главную роль в фильме «Эдвард Руки-ножницы».

Режиссер Тим Бертон отмечал во время съемок

«Безусловно, Джонни был ближе всех к своему герою. Так же, как Эдварда, Джонни воспринимают не таким, кто он на самом деле. Перед нашей встречей я знал Деппа как тин-идола и покорителя девичьих сердец. Но, приглядевшись к нему, я начал видеть в этом человеке много боли и юмора, тьмы и света. Мне кажется, роль Эдварда – очень личная для него. Сильное, внутреннее чувство одиночества. Это не то, о чем он говорит или может говорить, потому что все это действительно очень печально. Что с этим поделать?»

Каждому актеру важно найти своего режиссера. Бертон стал именно таким для Деппа. Их творческий и дружеский тандем существует уже почти тридцать лет.

Правда, последние их совместные работы не встретили понимания кинокритиков и были не столь тепло, как прежние, приняты зрителями. Критики с удовольствием писали о «творческом тупике» режиссера и «исчерпанности их эстетических поисков».

Например:

«Свежую картину – чуть было не написал „картинку“; это была бы говорящая опечатка – Тима Бертона „Мрачные тени“, увы, интереснее разглядывать, чем смотреть. Главная червоточина здесь та же, что и в „Артисте“, о которого поспотыкались все мыслимые контрибьюторы „Сеанса“, устроив в итоге кучу-малу, в которой позабыли, как это часто бывает, назвать простую причину неудовлетворения текстом: вместо полнокровного сценария в обоих случаях мы имеем лишь скелет сценарной идеи. Но случай Бертона не в пример более обидный: уж больно предпосылки были многообещающими. Если авторы „Артиста“ с самого начала вознамерились жонглировать обглоданными костьми „Поющих под дождем“ и „Сансет бульвара“, то идея „Теней“ вызывает обильное слюноотделение.

Что, если эдгарпошный сквайр 1770-х, обращенный в вампира и запертый в гробу, высвободится в 1972 году в эпоху глэм-рока, а реальность, включая фары машин (очи дьявола), горящую „М“ над закусочными (первая буква имени Мефистофель) и все остальное примет за ад? А населению, пообтесавшемуся с наркоманами, Дэвидом Боуи и Элисом Купером, его внешность и манеры покажутся как нечто не от мира сего? Мы уж было открываем рот, чтобы оборжаться, как авторы подбрасывают пару заплесневелых шуточек, например, признание восьмилетнего мальчика за семейным ужином в том, что его пятнадцатилетняя кузина „трогает себя и при этом мяукает как кошка“. Такого юмора уже лет 20 как чураются создатели „Мачо и ботанов“ и „Копов в глубоком запасе“. Одна-единственная действительно смешная хохма связана с реакцией сквайра в исполнении Джонни Деппа на появление реального Элиса Купера, но тут наши челюсти стучат как у скелета-экспоната в мединституте. Появляется она посреди второго часа действия, а, точнее, бездействия, когда становится ясно, что запал пролога потух и более не воспламенится. Сценарий, правда, писал не Тим Бертон, и в основе его – подзабытый ситком, но Бертон вообще редко участвует в создании сценариев. Впрочем, нетривиальная сценарная основа – стикеры жвачки пятидесятых – не помешала фильму „Марс атакует!“ (1996) стать (наряду с „Битлджюсом“ (1988)) одной из тех игровых картин, что смотрятся на одном дыхании. Тут бы надо почесать репу в недоумении: с чего это большой режиссер дает спуску таким хилым сценаристам? – и, признав, что и на старуху бывает проруха, закончить рецензию.

Но мы не будем. И не потому, что уже один раз сделали это, когда Бертон вышел к микрофону с осипшим голосом в „Планете обезьян“ (2001). Две неудачи за 30 лет творческой деятельности – это математически оправданное число для плодовитого гения. Возможно и больше – дайте прожектор на Вуди Аллена! Нет, мы продолжим потому, что „Мрачные тени“ – не обычная осечка, какой была „Планета“, где Бертон только и смог, что остроумно проложить мостки от Чарлтона Хестона к Марку Уолбергу. „Мрачные тени“ – веха, диагноз, нарост, полип, имитирующий живые человеческие формы, из тех, что растил в своих колбах в „Докторе Фаустусе“ папаша Леверкюн. Если б речь шла о затяжной, неизлечимой, характеризуемой длительными и непредсказуемыми ремиссиями болезни любимого человека, впору было бы говорить о новой неизвестной стадии, которую мы наблюдаем с