машина вырулила на темное шоссе. Через некоторое время мы попытались спросить у водителя и сидевшего с ним рядом: «Кто вы такие? Куда нас везете?» Но общего языка мы не знали, поэтому и ответа не получили. Я сказал Шаулю: «Все, мы пропали. Теперь – тюрьма, Сибирь, каторга». Наконец один из мужчин произнес: «Москва». «Какая Москва? Мы только что оттуда прилетели! Мы хотим в Ленинград!» В итоге выяснилось, что мужчины в костюмах – действительно из «Интуриста», они просто отвезли нас в ленинградскую гостиницу «Москва». Ура!

За две недели в Ленинграде, Минске и Москве мы успели пообщаться со множеством евреев – отказников и других диссидентов – и многому их научить.

В итоге нам с Шаулем удалось передать контрабандный видеомагнитофон Ури Соколу из Москвы. Сокол был высокопоставленным офицером Советской армии, и за тридцатипятилетнюю безупречную службу получил звание Героя Советского Союза. Он оказался культурным образованным человеком, свободно говорил по-английски и делился с заграничными гостями своими представлениями о мировоззрении советских евреев. Родился он в Харькове и раньше считал себя украинцем, хотя родители его были евреями и многие члены их семьи погибли в Бабьем Яре, где фашисты уничтожили десятки тысяч евреев. Сам он пять раз был ранен за время Второй мировой войны. Собственным еврейским происхождением заинтересовался, прочитав книгу Леона Уриса «Исход», которую ему дал сын. После этого он прочитал «Источник» Джеймса Миченера – и начал задаваться простыми вопросами, связанными с еврейской историей: почему в ходе войны было убито шесть миллионов евреев? В чем суть сионизма? Сокол утверждал, что большинство евреев в СССР скрывают свое еврейство – боятся властей. На протяжении трех поколений советские евреи были оторваны от своего языка, истории, традиций и культуры. «Теперь мы должны хоть как-то помочь другим евреям стать евреями», – говорил он гостям. Сокол начал коллекционировать еврейские книги, и собрание его вскоре превратилось в музей на дому. В этом музее он организовал кружок, на что власти дали свое неофициальное согласие, видимо, потому что не могли отказать человеку с таким героическим прошлым. Ури Сокол был очень признателен за видеомагнитофон, проделавший столь дальний путь – правда, чтобы им пользоваться, нужно было еще купить телевизор.

В Минске нам удалось выйти на организованную группу евреев-интеллигентов, о которой в «Нативе» пока не знали. Во главе ее стояли Саша и Ольга Рейхманы; члены группы, 50–60 представителей местной интеллигенции, работали над тем, чтобы публиковать и распространять материалы о евреях и Израиле. У них была подпольная типография, они печатали ежемесячный бюллетень, копировали недоступные и запрещенные тексты. Наш доклад о существовании этой группы вызвал сильное воодушевление в Израиле.

Теперь советские евреи стали для меня не просто дальними родственниками, живущими в угнетении и нуждающимися в помощи. Мне довелось съездить туда, выпить с ними по чашке чая, вместе прочитать по странице из Торы, обсудить древнюю историю – все это изменило наши взаимоотношения. Советские евреи перестали быть для меня аморфной группой; теперь это были знакомые лица и имена. «Let my people go!» теперь звучало как призыв ко мне лично.

2. «Гилель»

Еврейский университет

Через несколько месяцев после алии в Израиль (мы совершили ее летом 1985 года) я ответил на объявление в «Джерусалим пост»: в Еврейском университете освободилась вакансия директора «Гилеля», требовался новый сотрудник. Конкурс был большой: подали более 120 заявлений, но мне повезло – выбрали меня. Пост директора я занял в августе 1986 года. Первый год работы в «Гилеле» я посвятил возрождению программы, которая постепенно сходила на нет с тех пор, как рабби Джек Коэн, всеми уважаемый и почитаемый директор, отработавший на этом посту более 25 лет, ушел на пенсию. Следующие три года его преемник был больше озабочен благоустройством здания, чем обеспечением качественного просвещения студентов. Заметив, что в здании «Гилеля» почти не осталось ни просвещения, ни студентов, администрация Еврейского университета предложила свернуть деятельность «Гилеля» в кампусе, назвав его «белым слоном», которого следует утилизировать, а его помещения использовать в лучших целях. Соответственно, выбор светскими и религиозными представителями «Бнай-брит Гилель» и университета стал последней попыткой возрождения: после этого «Гилелю» предстояло почить в мире. По счастью, нам быстро удалось доказать всем заинтересованным лицам, как «Гилель» важен и нужен для студентов, преподавателей и университета – вопрос о закрытии был снят с повестки дня.

В начале 1990-х годов в нашем центре «Гилель» в Еврейском университете оказалось много студентов-иммигрантов из бывшего СССР. Меня задевали за живое и воодушевляли истории их жизни. Я часто задавал им вопрос: «Что я могу сделать, как нам помочь тем, кто приехал в Израиль, и тем, кто решил остаться в бывшем Советском Союзе?»

В 1991 году мы получили частичный ответ на этот вопрос, когда иерусалимский «Гилель» был слит с «Минха ха-студентам», одним из департаментов израильского Министерства абсорбции: перед нами стояла задача облегчить социальную, культурную и эмоциональную интеграцию более чем тысячи недавно прибывших в страну иммигрантов – студентов Еврейского университета. Команда советников из «Гилеля» стала оказывать иммигрантам помощь – эта работа продолжается и по сей день. Двумя годами ранее, в 1989-м, мы создали оркестр «Гилель», которым руководила Анита Камьян. Оркестр разросся до шестидесяти человек, в большинстве своем – новых иммигрантов. Стипендии Фонда Ротшильда и других организаций позволяли нам предлагать финансовую помощь в форме стипендий сотням прибывших в страну музыкантов.

Зеленый свет

Мы все активнее оказывали помощь студентам-иммигрантам, но на душе у меня было неспокойно – мне хотелось что-то сделать и для тех евреев, которые решили остаться в бывшем СССР. Я проявил настойчивость и в сентябре 1993 года организовал в Нью-Йорке встречу с Ричардом Джоелем, директором «Гилеля» по международным программам.

Начиная с 1988 года я каждый год летал в Нью-Йорк, чтобы на Рош-ха-Шану и Йом-Кипур проводить службы в маленькой консервативной синагоге в центре города. В Конгрегацию Бэтте-ри-Парк входят евреи, которые так или иначе связаны с финансовым районом Уолл-стрит, а также те, кто живет поблизости. Мне всегда нравилось прилетать в Нью-Йорк за несколько дней до праздников, чтобы повидаться с сестрой Рейчел и ее мужем Лью, пообщаться с их детьми Бет и Биллом, с внуками. Между Рош-ха-Шаной и Йом-Кипуром я часто летал в Лос-Анджелес, где посещал своих (ныне покойных) родителей Эдмунда и Белу Гольдман, своего брата Энди с семьей. Но на сей раз я остался в Нью-Йорке, чтобы встретиться с Ричардом и получить его благословение на разработку студенческих программ «Гилеля» в бывшем СССР. Ричард был