Да и не только ее.

От них он вынужден был отчаянно защищаться.

Особенно усердствовал некий его начальник, тоже немец. До нас дошла даже его фамилия – господин Иоганн фон Лерхе[10].

Отличительной особенностью его, этого немца фон Лерхе, было то, что он как-то слишком уж, просто отчаянно, ненавидел всех русских, а Ивана Полетику – особенно, как по-настоящему правдивого человека, к тому же – ученого за границей русского медика…

Ради собственного оправдания Иван Андреевич Полетика вынужден был приезжать даже в столичный Санкт-Петербург, где сумел все-таки доказать свою абсолютную невиновность.

В результате чего, сама императрица Екатерина II подтвердила его добропорядочность и повелела возместить ему все денежные личные затраты и прочие материальные протори за счет выплат из русской государственной казны.

* * *

Потребности в медицинских кадрах в России по-прежнему все возрастали, и если проблемы простого народа не требовали каких-либо срочных мер, – то ничего подобного нельзя было сказать о быстро растущей русской армии.

Необходимо было срочно и неустанно увеличивать количество учеников при генеральных госпиталях, число которых и без того уже возросло до целых пяти десятков.

Но увеличивать число врачебных кадров еще и в дальнейшем – за счет кого именно?

Лекарская профессия сулила верный достаток и постоянный «хлеб». Она становилась весьма популярной, однако – где же было набрать подходящей для этого случая молодежи, притом – с необходимой уже подготовкой, да еще и со знанием какого-то древнего латинского языка?

Пришлось обращаться за помощью к Святейшему Синоду.

В стенах Киевской академии, а прежде всего – в московских духовных школах, в разных там семинариях на территории всей Российской империи, а также непосредственно на просторах Украины[11], в коллегиумах, которыми тоже всецело ведал Синод, – насчитывалось немало молодежи, которая достаточно хорошо владела каким-то особым латинским языком.

Не исключено также, что и среди учеников Славяно-греко-латинской академии, которая была основана еще повелением достаточно молодого царя Алексея Михайловича, а, если точнее сказать, – так под крылом Симеона Полоцкого, выпускника все той же старинной Киевской академии и другого, уже истинно русского ученого мужа Сильвестра (Медведева), – тоже находилось немало охотников овладеть совершенно новой для них, зато весьма перспективной медицинской наукой.

Всему этому способствовала также непосредственная медицинская практика, то есть, – прямой уход за больным человеком…

Как бы там ни было, однако приемные экзамены по этому, такому крайне необходимому предмету, проводимые в госпитальных школах, – оказались для этого крыла молодежи – совсем уж несложными, даже – легко преодолимыми.

Охотников же получить лекарское звание в указанных учебных заведениях тоже набиралось в весьма приличном достатке.

Но…

Надо было только лишь заручиться согласием, а то и письменным разрешением, лучше всего – скрепленным даже некоей, весьма заковыристой личной подписью, исходящей из глубинных недр все того же, всемогущего, в данной ситуации, Святейшего Синода.

Синод же довольно легко пошел навстречу устремлениям своего правительства.

Уже ближайший, 1754 год, характеризовался значительным наплывом новых учеников, особенно же – из старинного Киева, из его академии.

А летом 1757, когда Синод разрешил отпускать в госпитальные школы также юношей из черниговских, переяславльских и прочих семинарий, – число подобного рода волосатых, каких-то прыщавых юношей, в присущей им длиннополой одежде (в так называемых украинских свитках) на берегах Невы, – резко начало увеличиваться.

Будучи проинформированной ректором Киевской академии, что семинаристы, в большинстве своем, являются выходцами из крайне малоимущих семей, что они-де сами не располагают какими-то, чересчур обильными материальными средствами для проезда в столицу российской империи…

В таком, можно сказать, исключительном случае, Медицинская канцелярия объявила о своей готовности выплачивать дорожную «компенсацию» каждому своему воспитаннику, – в сумме десяти полновесных царских рублей.

То были в ту пору очень солидные деньги. Однако и их пришлось довольно вскоре увеличивать, даже – в троекратном размере…

Как бы там ни было, однако все, пожелавшие учиться медицине, могли теперь запросто добираться до места своей постоянной учебы, хотя бы даже в самой столице российского государства. Пусть и за деньги, взятые у кого-нибудь взаймы, например – у своих же соседей, которые обитали за ближайшим от них же тыном.

Количество прибывающих провинциалов позволило не только с избытком заполнить все предусмотренные учебные места, но даже стали и набирать немало внештатных лекарских учеников.

Последние, учащиеся таких же лекарских школ, также пользовались весьма подходящими льготами при поступлении во врачебные школы. А если им все-таки недоставало собственных средств, то они могли пополнять свой бюджет, совмещая учебу с работой в столичных многочисленных клиниках, также соседствующих с ними, с госпиталями.

* * *

Можно смело сказать, что в списках лекарских учеников преобладали тогда одни только украинские фамилии.

Для доказательства этого приведем вот еще хотя бы какой-нибудь пример.

Поиски кандидатов в лекарские ученики всецело входили тогда в обязанности официальных лиц, хотя бы каким-нибудь образом причастным к службе в лекарских учреждениях. А уж тем более – это правило применительно было к врачам, работающим непосредственно в царских госпиталях.

Так вот, когда летом 1761 года Иван Андреевич Полетика отправился на Украину, пожалуй, еще в свой первый каникулярный отпуск, – то там ему довольно легко удалось «завербовать» свыше пяти десятков уже готовых к учебе юношей!

Главным образом, разумеется, среди киевских длиннополых «спудеев»[12].