– Ваши?

– Да, мои. И не имеет значения, что пока они пребывают в вашем кошельке.

– А пошлину?

– Пошлину придётся платить.

– Империя зарабатывает на дуэлях? – хмыкнул Иван. – Неплохо.

– Разумеется, неплохо, – согласился шевалье. – Вы не будете возражать, если я заплачу за обоих?

– С чего такая щедрость?

– У меня здесь скидка как у постоянного посетителя, а с вас бы взяли вдвое больше. Обычная экономия, сэр.

* * *

Перед поединком пришлось вытерпеть довольно долгую бюрократическую процедуру – чем древнее государство, тем сильнее в нём крючкотворные традиции. Это молодые королевства с историей до тысячи лет могут себе позволить упрощенное делопроизводство, но империя любую официальную запись превращает в целый ритуал с тайным сакральным смыслом.

– Назовите ваши имена, господа, – распорядитель площадки для поединков занёс перо над новой страничкой в книге регистрации. – Если желаете сохранить их в тайне, то можете придумать благородные псевдонимы.

– Шевалье ле Блан де ла Кошон, подданный Его Императорского Величества.

Иван решил воспользоваться псевдонимом, поэтому заявил:

– Риттер цу Гроссе Норгефокс из Груманта.

Чиновник добросовестно внёс имена в соответствующую графу и продолжил опрос:

– Кому сообщить печальную новость в случае вашей гибели?

– Я не собираюсь умирать, – первым ответил шевалье. – Но на всякий случай можете записать статс-секретаря Императорского Университета Джованни Моргана.

– Да и я тоже надеюсь остаться в живых, – рассмеялся Оклендхайм-младший. – Запишите риттера фон Тетюша и норвайского рикса Вована из рода Синяя Борода, проживающих ныне в гостинице при трактире «Свинья и апельсин».

– Готово, господа! Теперь попрошу предъявить имеющиеся при себе ценности, переходящие к победителю согласно закону о дуэлях. Оружие и конь переходят по умолчанию.

Де ла Кошон бросил на стол потёртый кошелёк и стянул с пальца перстень с красным камнем:

– В кошеле две гривенки серебром, откуда следует вычесть пошлину за обоих, а перстень оцениваю в две марки. Ещё победитель может снять с меня сапоги, исподние панталоны с четырьмя заплатами и нижнюю рубашку, лопнувшую по шву в трёх местах.

Виконт откровенно заржал в ответ на наивную попытку оскорбить, но распорядитель был человеком ответственным и внёс всё указанное в опись. Потом вопросительно посмотрел на Ивана.

Тот не собирался уступать противнику в остроумии:

– У меня восемь марок в кошельке, десять гривенок россыпью по карманам, женской привычки украшать себя перстнями не имею, а шевалье де ла Кошону пусть достанутся от селёдки уши, медвежья болезнь, геморрой на всю голову, хрен с бугра, конь в пальто и ростовой портрет гномьего короля Блюминга Великого в неглиже и с парадной киркой в неприличном месте.

Шевалье хихикнул, представив гномьего короля в неожиданном виде, и заявил:

– А вы мне нравитесь, господин Гроссе Норгефокс.

– А вы мне нет! Блюмингом удовлетворяйся, извращенец! – ответил виконт Оклендхайм, и на всякий случай уточнил у распорядителя: – Каков порядок проведения поединка?

– Никакого, – последовал ответ. – В поединке насмерть не существует ни правил, ни порядков, ни запрещённых приёмов. Разрешено всё, что приведёт к победе. Так что можете начинать прямо сейчас, господа.

После слов распорядителя шевалье хищно оскалился и потянул меч из ножен, а Джонни, не долго думая, зарядил противнику ногой в промежность. Потянулся, сгрёб со стола тощий кошелёк, перстень с красным камнем и бросил небрежно:

– Потрудитесь доставить коня и меч этого господина в гостиницу «Свинья и апельсин» в любое удобное для вас время. Подштанники и рубаху он может оставить себе.

– А сапоги, сэр?

– Сапоги я дарю вам, глубокоуважаемый мэтр.

Распорядитель, до глубины души потрясённый скоротечностью и невероятной жестокостью поединка, осторожно осведомился:

– Вы не будете его добивать?

– Зачем?

– Но ведь условием дуэли была обязательная смерть одного из участников. Ведь ваш противник ещё жив.

Джонни с жалостью посмотрел на скорчившегося шевалье де ла Кошона и притворно вздохнул:

– Да разве теперь у него жизнь будет?

– Согласен, – кивнул распорядитель. – Но мы забыли про пошлину, сэр!

– Никаких проблем, любезный, – Оклендхайм-младший бросил трофейный кошелёк обратно. – Сдачи не надо.

Заулыбавшийся мэтр прижал руки к груди:

– Приходите ещё, сэр! Постоянным посетителям пошлина на поединок обходится вдвое дешевле.

Шевалье нашёл в себе силы приподнять голову и угрожающе прохрипел:

– Я найду тебя, риттер! Я ещё приду к тебе с местью!

Джонни пренебрежительно фыркнул:

– Идиот, Гроссе Норгефокс всегда приходит сам. Неотвратимо и вовремя, даже если его не звали!

Покидая площадку для поединков, виконт услышал за спиной требовательный голос распорядителя:

– Снимайте мои сапоги, шевалье. Вы при свидетелях внесли их в список передаваемых трофеев и, как человек благородного происхождения, обязаны выполнить моё законное требование. Теперь это мои сапоги, сэр!

У статс-секретаря Джованни Моргана никогда не было собственного кабинета, и обычно он довольствовался приёмной гросс-магистра сэра Артура фон Юрбаркаса, но в особых случаях принимал посетителей в университетской библиотеке. Строгая сумрачная обстановка, ровные ряды полок и внушительные фолианты с тиснёными золотом корешками на них… всё это производило на гостей впечатление и внушало расположение к собеседнику.

Сейчас как раз такой случай. Вроде бы и невелика персона заявилась – обычный пехотный полусотник, да только вот под мундиром у него прячется бронзовый медальон с изображением Шестиугольной Башни. С Секретариатом Особых Дел следует дружить, время от времени подбадривая дружбу денежными вливаниями, и не стоит обманываться по поводу столь скромного чина посетителя. Давно известно, что основу любого государственного учреждения составляют именно такие служаки, а не их благородное и блистающее орденами начальство. Ведь сегодня сиятельный патрон в фаворе и на коне, а завтра, не приведи Небесные Боги, его голова украсит столбик на Турском мосту. А служба? А службу так и продолжат тянуть маленькие человечки с мизерным жалованьем и огромными возможностями. Так было, так есть и так будет всегда.

– Вина, пива? – любезно предложил Джованни Морган, открывая потайную полку, где дверку заменяла доска с закреплёнными на ней золочёными корешками.