Не представившие на допросах и пытках в Витебске внушавших доверие доказательств ни об измене гетмана, ни даже о сделанных им первых шагах к ней, Кочубей с Искрой были переданы Мазепе. И о чем вел он с ними речь при допросах, на которых его пыточных дел мастера старались во всю? О том, откуда им стало известно о его связях с королем Карлом и Лещинским, что они знают о них, кто из окружения гетмана был их сообщником? Ничего подобного! А ведь именно этим должен был в первую очередь интересоваться истинный заговорщик, стремящийся выведать, что царю известно о его кознях, и желающий, подчистив грязный хвост, обезопаситься от возможных новых разоблачений.

А вместо этого гетман под пытками хотел узнать от Кочубея, где тот прячет в подземельях близ Диканьки свои несметные сокровища, обилием и стоимостью которых он смело мог соперничать с содержанием гетманской скарбницы[5]. Объяснение такому поведению гетмана могло быть только одно — зная, что никакого заговора не существует, он не стал зря тратить время и занялся тем, что могло принести реальные результаты — поисками сказочных богатств Кочубея, о которых по Украине и Польше ходили легенды. Но не выдал Генеральный судья тайны своих сокровищ, унес ее с собой на тот свет.

Поэтому Петр верит Мазепе, как прежде. А о том, что, по словам Кочубея с Искрой, гетман тайно сносился с Карлом и Лещинским посредством агентов, он уже позабыл. Кого клеветники приплели в агенты-связники? Племянницу княгини Дольской, некогда общепризнанной красавицы, дважды вдовы, теперешней жены князя Вишневецкого, монаха-иезуита Зеленского со Львовщины и некоего болгарского архиепископа, изгнанного за несовместимые с его саном делишки с родной земли. Все знали, умники, только вот не удосужились схватить хотя бы одного из этих агентов или сообщить о них полковнику Анненкову или князю Голицыну, чтобы те навели на их след своих людей!

Разве могли подобные голословные обвинения убедить Петра в измене гетмана, ежели на памяти у него было сколько угодно поступков Мазепы, свидетельствовавших о его преданности России? Разве не ему, в ту пору Генеральному есаулу Гетманщины, предлагал крымский хан Казы-Гирей переметнуться с казаками на его сторону и нанести совместный удар по двигавшемуся на Крым русскому войску. Ему. Да только Мазепа сообщил о ханских интригах гетману Самойловичу и князю Голицыну и в последующих боях с татарами доказал верность России. Разве не Мазепе три года назад передала в Дубнах княгиня Ганна Дольская тайное письмо от Станислава Лещинского, в котором тот склонял гетмана к союзу против Петра, обещая за это Украине полную независимость от Москвы и протекторат Швеции? Ему. Однако гетман рассказал царю о письме и его подательнице и продолжал честно служить России. Наверное, Кочубей с Искрой и приплели к мнимой измене гетмана неведомую племянницу княгини Дольской, зная о былом неблаговидном по отношению к России поступке ее тетки и исходя из того, что яблочко от яблони катится недалеко?

А разве не проявил Мазепа свою преданность Петру в последнее время? Разве не возглавил он лично в 1705 году поход сорока тысяч своих казаков на Дубно, разгромив там войска Лещинского и изгнав их остатки в Малую Польшу, надолго отучив «станиславчиков» появляться у границ казачьей части Украины? Разве не принял он строгих, действенных мер, дабы удержать казаков Гетманщины от помощи Булавину, и добился этого? Разве не направил против донских смутьянов два своих полка — полтавский полковника Левенца и один из сердюцких полковника Кожуховского, которые внесли весомую долю в разгром Булавина? Разве не его реестровые полки, переправившись по приказу Петра весной этого года на польскую сторону Днепра, совершили стремительный бросок под Варшаву и, спасая союзника Августа Второго, лихо сражались со шведами и «станиславчиками» под командованием Данилы Апостола в окрестностях Варшавы, а затем под началом Шереметева на севере Польши?

[6]

А разве сегодня не разбросаны гетманские полки по просторам Лифляндии, России, Польши, Литвы, Белоруссии, не говоря о самой Украине? Трудно даже представить, как русская армия могла бы противостоять шведам и их союзникам полякам — «станиславчикам», туша у себя за спиной пожар булавинского восстания, не будь в ее составе многих десятков тысяч украинских казаков?

Но и гетман не знал ни в чем отказа от Петра. О пожалованных ему плодородных землях, богатых хуторах, о всевозможных дорогих подарках и оказанных знаках внимания не стоит даже упоминать — это обыденное явление. А вот то, что Мазепа стал вторым во всей России кавалером учрежденного в 1698 году высшего российского ордена Андрея Первозванного, стоит многого[7]. Как и то, что Алексашка Меншиков, прежде мечтавший о титуле польского короля, а теперь украинского гетмана, смирился с высказанной Петром мыслью, что сей пост может ему достаться только после кончины Мазепы.

А разве сейчас, когда Сечь стала приютом для уцелевших булавинцев, мутивших там воду и подбивавших запорожцев последовать примеру Булавина «тряхнуть» Москву, когда на Гетманщине кишмя кишат агенты Станислава Лещинского, сманивающие недовольных Россией казаков и старшин на сторону ее врагов, когда даже Генеральная старшина, которой надлежит быть верной рукой и надежной помощницей гетмана, из-за личных обид готова возвести хулу и подвести под топор палача старого боевого товарища, не удается Мазепе удержать подвластную ему часть Украины в повиновении, не позволив ей превратиться во врага России? Несмотря на старость и вконец пошатнувшееся за последний год здоровье, гетман крепко держит бразды правления в своих руках, беспрекословно исполняет сам и заставляет исполнять других волю Петра. Дай ему за все это Господь крепкого здоровья и долгих лет жизни во славу... державы Петра.

А покуда он жив и вершит делами Гетманщины, надобно велеть ему перебросить еще несколько казачьих полков и в Польшу на помощь Сенявскому, и под Смоленск для усиления тамошних русских войск, да и на Могилевщине под Пропойском полк-другой реестровиков будет не лишним. Но если вновь трясти гетманово воинство, следует позаботиться и о шести-семи отборных сотнях, которые нужно будет заслать в тылы королевской армии для нападения на ее обозы. Куда бы Карл ни двигался — на Смоленск или на Украину — ему никак не миновать Днепра, и переправой через него он выдаст местопребывание своих войск. Вот тут отборным сотням Мазепы и предоставится возможность покуролесить и развернуться во всю молодецкую ширь в шведских тылах, тем паче что казаки весьма охочи до добычи.