Не меньшее впечатление, чем чернота зала, на Павлову произвело пересчитывание их по головам после спектакля.

– Это еще зачем?! Боятся, что кто-то остался на сцене?

Потом их считали везде – в театре, на прогулках, после посещения домашней церкви училища… Строгие классные дамы бдительно следили за нравственностью воспитанниц.

– Ну, что ты чувствовала? – поинтересовалась Любовь Федоровна у растерянной дочери, выходя с Нюрой из театра через служебный вход.

– Не знаю, мамочка. Я так растерялась… Правильно нам советовали не смотреть в зал и повторять все за теми, кто старше и на сцене не впервые. Было очень страшно, я ничего не видела и не понимала. Но я все равно буду танцевать!

– Конечно, будешь, – успокаивала дочь Любовь Федоровна, уже понявшая, что ее Нюра готова на все ради сцены и танца.

Это был очень тяжелый год – болели ноги и руки, еще больше спина, вкус рыбьего жира перебивал все остальное, и постоянно подташнивало, кроме занятий самими танцами приходилось делать другие уроки, участвовать в спектаклях и поздно возвращаться домой… Но были музыка, танец и сцена. Было волшебство, ради которого стоило вытерпеть все.

И она вытерпела боль, нагрузки, строгие требования, даже рыбий жир. Вытерпела, чтобы на второй год быть зачисленной на казенный кошт, стать пепиньеркой и окончательно уйти из дома в училище.

Аня знала, что это придется сделать, готовилась к такой перемене в жизни, но, когда пришлось прощаться с мамой, понимая, что видеться оставшиеся шесть лет будут только изредка, расплакалась. Учениц не отпускали даже на каникулы, а родным разрешали приходить два раза в неделю.

Кажется, только теперь Аня поняла, чем жертвует ради счастья танцевать – она больше не будет маминой дочкой. Всплакнула вместе с мамой, но отправилась на Театральную улицу решительно.

И вот…

– Это твоя кровать. Твое место за столом. Твоя одежда, обувь, место для умывания. А это горничная, которая будет тебе помогать.

Горничная?! Оказалось, что горничных четыре, у каждой восемь-девять подопечных.

Кровать под номером в огромном дортуаре, где разместились полсотни, а то и больше таких же аккуратно застеленных кроватей. Место недалеко от ширмы, отделяющей кровать воспитательницы. Хотелось спросить, нельзя ли подальше от входа, но Аня догадалась, что там занято. Действительно, в дальней стороне дортуара спали старшие пансионерки, те, кому учиться осталось один-два года. После очередного выпуска происходило перемещение – бывшие пятиклассницы перебирались в привилегированную зону подальше от воспитательницы.

С местами за столами не менее строго, но там следили сами воспитанницы. Каждое перемещение нужно заслужить, либо прожив определенное время в училище, то есть перейдя в следующий класс, либо будучи приглашенной самими старшими, что случалось крайне редко. Старшие ценили свое почти замкнутое общество, это придавало им вес. На многие расспросы отвечали:

– Ты еще мала. Вот проживешь с наше…

Правил много, есть «писаные», то есть официально утвержденные «нельзя» и «следует», а есть «неписаные», соблюдать которые нужно не менее строго.

Первые придуманы директором, преподавателями и воспитателями. Вторые – самими ученицами.

И неизвестно, какие строже.

Нельзя навязывать свое общество старшим, подсаживаться к ним, если не позвали, обращаться, если на тебя не обращают внимания. Это означает, что место за столом у старших учениц нужно заслужить, чаще всего они не приглашают маленьких, чтобы не разболтали их секреты.

Но Аня и не рвалась за их стол, села туда случайно – увидела свободное местечко и подсела со своим рукоделием.

– Нет, вы только посмотрите на нее?

– У нее жар или она глухая?

– Нет, просто глупая, не понимает, что ее не приглашали…

Павлова не сразу осознала, что возмущаются ее поступком. Позже она узнала, что в подобной ситуации оказываются почти все новенькие, незнакомые пока со строгим правилом почитания старших учениц.

– Старшим нельзя навязываться, нужно только ждать, чтобы на тебя кто-то из девушек обратил внимание и предложил свое покровительство, – объяснила ей Юлия Седова, учившаяся на класс старше и потому знавшая правила поведения.

Об опекунстве Павлова уже знала и потому не удивилась, ее беспокоил только выбор.

– А если никто не обратит внимания?

– Это плохо, но обычно у всех есть старшие опекунши.

– А ты не могла бы опекать меня?

– Я? Нет, меня еще саму опекают. Это возможно только в старших классах.

– Ну и не надо, обойдусь без опекунши! – Аня прошептала это себе под нос, чтобы не обижать Юлю, но действительно была полна решимости все делать самостоятельно.

Рядом с ней и в дортуаре, и на уроках оказалась Лена Макарова. Большой дружбы между девочками не сложилось, но все же они приятельствовали.

В первую ночь заснуть удалось только к рассвету, но услышав первый шум в дортуаре, Аня вскочила.

– Пора на урок танца?

Воспитательница рассмеялась:

– Сначала умываться, одеваться и завтракать. А еще молитва… Но поспешите, здесь все делают быстро.

– Действительно монастырь, – проворчала одна из новеньких девочек, обнаружив, что вода, которой следует умываться, холодная.

Посреди умывальной комнаты стояла огромная медная лохань с кранами, из которых текла холодная вода. Умываться следовало до пояса, девочки тут же начали дрожать, особенно Аня. Она привыкла, что мама или бабушка заботливо грели воду для умывания и уж, конечно, не заставляли обливаться по пояс! Но если нужно, то она готова окунуться в ледяную воду с головой. К тому же обтирание холодной водой закаляет, а ей это просто необходимо.

Аня быстро вымылась и старательно растерлась полотенцем, чтобы согреться. Лена последовала ее примеру.

Теперь предстояло одеться, убрать постель и заплести косы. Аня вдруг ужаснулась при мысли, что не сумеет сама заплести косу как положено! Но тут же решила попросить Лену и помочь заплестись ей. Этого не потребовалось – воспитанниц до пятнадцати лет причесывали горничные. Старшим позволялось делать это самим, что тоже считалось привилегией.

Хотелось спросить, нельзя ли самим, но Павлова решила не спешить, мало ли какие еще здесь правила, вдруг горничная обидится? Правильно сделала, у каждой горничной были свои подопечные девочки, и горничные соревновались между собой в том, насколько хорошо выглядят их воспитанницы. Привычные руки горничных работали ловко и быстро, тщательно причесанные и заплетенные девочки одна за другой отходили убирать кровати и строились для осмотра.

Голубое платье с довольно глубоким вырезом, который прикрывала белая пелеринка для занятий в классе, серое – для занятий танцем, совершенно нелепый огромный кокон для прогулок по крошечному садику во внутреннем дворе, большие теплые платки, чтобы набрасывать на плечи, если прохладно… Все одинаково – от платьев до причесок, от еды до экзерсисов, от чтения молитв до белых передников по праздникам и воскресеньям.