– Есть и другой путь, со стороны гостиницы, – извиняющимся тоном сказал юноша. – Но так быстрее.

Разруха закончилась неожиданно, а за ней раскинулся пустырь, разделенный надвое веткой монорельса. Рельсы были увенчаны небольшой станцией – платформа с двумя лавочками под навесом. А вон там, за пустырём, и гостиница светится. К счастью, сегодня она не понадобится.

Марина взбежала на платформу. Быстро просмотрела расписание. Ага, вагончик из Наукограда будет через семь минут – долго ждать не придётся. Вздохнула облегчённо. И только тогда заметила, что её проводник всё ещё стоит на земле, печально переминаясь с ноги на ногу. Проклятье.

Она спустилась к юноше.

– Спасибо тебе! Сама бы я никогда не нашла дорогу. Ты единственный, кто согласился помочь. От меня все шарахались, как от чумной. А тут ещё ночь, темно…

Юноша улыбнулся и вдруг продекламировал:

– В огромном городе моем – ночь.

Из дома сонного иду – прочь,

И люди думают: жена, дочь, —

А я запомнила одно: ночь.

– Цветаева, – пробормотала девушка. – А говорят, у вас тут книг не читают.

Её спаситель неопределённо пожал плечами. Марина улыбнулась.

– Я её тоже люблю. Мне больше всего, конечно же, это нравится:

Кто создан из камня, кто создан из глины, —

А я серебрюсь и сверкаю!

Мне дело – измена, мне имя – Марина,

Я – бренная пена морская.

– Марина, значит.

– Да. А вот ещё. Слушай:

Пляшущим шагом прошла по земле! – Неба дочь!

С полным передником роз! – Ни ростка не наруша!

Знаю, умру на заре! – Ястребиную ночь

Бог не пошлёт по мою лебединую душу.

Юноша молчал и смотрел словно сквозь неё, мечтательно и задумчиво.

Рельсы тихо зазвенели, завибрировали, извещая о приближении вагона.

– Мне пора, – сказала Марина.

– Успеваешь?

– Вполне! Последний рейс – как раз к закрытию ворот.

– Тогда – счастливо. Нет, постой. Ты ещё вернёшься?

– Думаю, да.

– Я буду наведываться к станции.

– Хорошо. Подожди. Тебя-то как зовут?

– Динарий. Можно – Дин.

А дома её встретили взволнованный отец и взбешённый Огней. Её бывший проводник, от услуг которого она отказалась, рвал и метал, но при этом выглядел вполне довольным. Ещё бы. Утвердился в своей правоте: «Нельзя было тебя одну отпускать!» Отец после всё твердил:

– Видишь, как парень за тебя переживает!

А она видела лишь одно – чёрное пятно, расползшееся у ног «встревоженного» Огнея. И тогда она вдруг поняла, насколько её привлекает Дин и чем именно…

…Дин всё же догнал её. Молча и чуть пошатываясь зашагал рядом. Порой силился что-то сказать, но язык заплетался настолько, что понять его было решительно невозможно. И когда успел нализаться? За те пять минут, на которые она оставила его с дружками? Впрочем, пока дошли до гостиницы, Дин слегка протрезвел и попытался за приятелей извиниться. Марина вяло отмахнулась. Вечер безнадёжно испорчен, разговор с Дином о переселении в Наукоград пришлось перенести, от самого Дина несёт перегаром, как никогда раньше, хочется быстрее в вагон и домой. Вот уже и станция. О нет!

На платформе, на той лавочке, что ближе к лестнице, сидел высокий худой мужчина и смотрел на Марину уставшим взглядом. Марина остановилась. Неужели в Наукоград собрался? Вдвоём с ним в вагоне ехать придётся?! Она схватила Дина за руку.

– Солн… ик… Солнце, что?

– Это он. Мужчина, который за мной следит.

– Щас! Щас я ему в мор-р-рду! – Дин рванул вперёд, пошатнулся, упал на пятую точку и замотал головой.

Марина вздохнула, не зная, смеяться или плакать. Или, пока не поздно, бежать в гостиницу? А там – что? Может, спросить у наблюдателя прямо, что ему надо? Но худой мужчина поднялся, кивнул ей, спустился с платформы и пошёл прочь.

– Профессор, вы должны что-то сделать! Вы же понимаете, добром это не закончится.

Николай смотрел в упор. И во взгляде его было столько решимости, ожесточения даже. Взгляд требовал действий, конкретных, немедленных. Ещё бы знать каких.

Ирвинг отвернулся.

– Я понимаю, ты беспокоишься о брате.

– Я волнуюсь о Марине – в первую очередь! Огней… да, за него я тоже переживаю. Он любит Марину, любит по-настоящему. И заслуживает взаимности. Во всяком случае, куда больше, чем этот обдолб! Я понимаю, вы не можете диктовать дочери, с кем связать судьбу, не в дикие времена живём. Но вы ведь отец! И должны поговорить с ней, в конце концов, воззвать к её разуму!

Ирвин грустно улыбнулся.

– Не знаю, Николай, поверишь ли ты мне, но три дня назад именно это я говорил дочери. Почти такими же словами.

– И что она вам ответила? Привела хоть какие-то разумные аргументы в защиту своего Дина?

– Привела.

Ирвинг запнулся, усомнившись, стоит ли повторять услышанное от дочери. Всё же решился:

– Она сказала, что её Дин внутренне чист. А Огней на каждом шагу оставляет неприятный след. Грязный – она сказала.

– Что?!

Николай вцепился в подлокотники коляски так, что костяшки пальцев побелели. Вскочил бы, если бы мог. Не может. Эх, не нужно было ему о грязи говорить! Мало ли что Марина нафантазирует. Сам Ирвинг ей ведь не поверил. Кажется.

– Значит, мой брат совершает грязные поступки… Интересно какие? Конечно, это мы тут чистенькие, создали рафинированный мирок интеллектуальных снобов и сидим в нём, тешимся, что мы надежда человечества. Ковыряемся в своей науке, делаем открытия… А кому нужны наши открытия? Мы даже цветные вирусы победить не смогли. – Николай зло ударил по своим бесчувственным коленям. – Куда там победить – не разобрались, откуда они возникли, что послужило причиной, толчком для мутаций. И когда начнётся новая волна, не знаем.

Ирвинг попытался возразить, но калека не собирался его слушать:

– Наука ради науки – вот что мы такое! А Огней – он занят конкретным делом. Да, «грязная» работа – находить во внешнем мире тех, кто ещё на что-то годится. Кто ещё способен поработать мозгами. У кого они ещё есть, эти мозги!

Коляска резко развернулась, покатила к двери. Через плечо Николай бросил:

– Я понял: вы ничего не собираетесь предпринимать. Поза страуса такая удобная! Так знайте, у Марины кроме отца есть ещё друг.

И укатил. Дверь кабинета с лёгким шорохом закрылась. Возражать поздно. Да и что Ирвинг мог возразить? Марина упрямая, всё равно сделает по-своему. Наверное, она слишком похожа на отца. Ирвинг пытался отыскать в ней черты Елены, и не получалось – ни во внешности, ни в характере. А он так мечтал об этом, когда осознал, что жена обречена, что пурпурный вирус съест её рано или поздно.