убелены.

Но перед залом, замершим в молчанье,

Мы – парни, не пришедшие с войны.

Слепят «юпитеры», а нам неловко —

Мы в мокрой глине с головы до ног.

В окопной глине каска и винтовка,

В проклятой глине тощий вещмешок.

Простите, что ворвалось с нами пламя,

Что еле-еле видно нас в дыму,

И не считайте, будто перед нами

Вы вроде виноваты, – ни к чему.

Ах, ратный труд – опасная работа,

Не всех ведет счастливая звезда.

Всегда с войны домой приходит кто-то,

А кто-то не приходит никогда.

Вас только краем опалило пламя,

То пламя, что не пощадило нас.

Но если б поменялись мы местами,

То в этот вечер, в этот самый час,

Бледнея, с горлом, судорогой сжатым,

Губами, что вдруг сделались сухи,

Мы, чудом уцелевшие солдаты,

Читали б ваши юные стихи.

Поклонись им по-русски

С ветхой крыши заброшенного сарая

Прямо к звездам мальчишка взлетает

                                             в «ракете»…

Хорошо, что теперь в космонавтов играют,

А в войну не играют соседские дети.

Хорошо, что землянки зовут погребами,

Что не зарево в небе – заря,

И что девушки ходят теперь за грибами

В партизанские лагеря.

Хорошо… Но немые кричат обелиски.

Не сочтешь, не упомнишь солдатских могил.

Поклонись же по-русски им – низко-низко,

Тем, кто сердцем тебя заслонил.

Прощание

Тихо плакали флейты,

Рыдали валторны,

Дирижеру,

Что Смертью зовется,

Покорны.

И хотелось вдове,

Чтоб они замолчали, —

Тот, кого провожали,

Не сдался б печали.

(Он войну начинал

В сорок первом, комбатом,

Он комдивом закончил ее

В сорок пятом.)

Он бы крикнул, коль мог:

– Выше голову, черти!

Музыканты! Не надо

Подыгрывать смерти!

Для чего мне

Рапсодии мрачные ваши?

Вы играйте, солдаты,

Походные марши!

Тихо плакали флейты,

Рыдали валторны,

Подошла очень бледная

Женщина в черном.

Все дрожали, дрожали

Припухшие губы,

Все рыдали, рыдали

Военные трубы.

И вдова на нее

Долгим взглядом взглянула:

Да, конечно же,

Эти высокие скулы!

Ах, комдив! Как хранил он

Поблекшее фото

Тонкошеей девчонки,

Связистки из роты.

Освещал ее отблеск

Недавнего боя

Или, может быть, свет,

Что зовется любовью.

Погасить этот свет

Не сумела усталость…

Фотография! Только она

И осталась.

Та, что дни отступленья

Делила с комбатом,

От комдива в победном

Ушла сорок пятом,

Потому что сказало ей

Умное сердце:

Никуда он не сможет

От прошлого деться —

О жене затоскует,

О маленьком сыне…

С той поры не видала

Комдива доныне.

И встречала восходы,

Провожала закаты

Все одна да одна —

В том война виновата…

Долго снились комдиву

Припухшие губы,

Снилась шейка,

Натертая воротом грубым,

И улыбка,

И скулы высокие эти…

Ах, комдив! Нет без горечи

Счастья на свете!..

А жена никогда

Ни о чем не спросила,

Потому что таилась в ней

Умная сила,

Потому что была

Добротою богата,

Потому что во всем

Лишь война виновата…

Чутко замерли флейты,

Застыли валторны,

И молчали, потупясь,

Две женщины в черном.

Только громко и больно

Два сердца стучали

В исступленной печали,

Во вдовьей печали…

«Дочка, знаешь ли ты, как мы строили доты?…»

Дочка, знаешь ли ты, как мы строили доты?

Это было в начале войны, давно.

Самый лучший и строгий комсорг – работа

Нас спаяла в одно.

Мы валились с ног, но, шатаясь, вставали —

Ничего, что в огне голова.

Впереди фронтовые дымились дали,

За плечами была Москва.

Только молодость не испугаешь бомбежкой!

И, бывало, в часы, когда небо горит,

Мы, забыв про усталость, с охрипшей

                                                гармошкой

Распевали до самой зари.

Эти ночи без сна, эти дни трудовые,

Эту дружбу забыть нельзя!

Смотрит дочка, расширив глаза живые,

И завидует вам, друзья,

Вам, простые ребята из комсомола,

Молодежь фронтовой Москвы.

Пусть растет моя дочка такой же веселой

И такой же бесстрашной, как вы!

А придется – сама на нее надену

Гимнастерку, и в правом святом бою

Повторит медсестра комсомолка Лена

Фронтовую юность мою.

Мать

Волосы, зачесанные гладко,

Да глаза с неяркой синевой.

Сделала война тебя солдаткой,

А потом солдатскою вдовой.

В тридцать лет оставшись одинокой,

Ты любить другого не смогла.

Оттого, наверное, до срока

Красотою женской отцвела.

Для кого глазам искриться синим?

Кто румянец на щеках зажжет?

…В день рожденья у студента-сына

Расшумелся молодой народ.

Нет, не ты – девчонка с сыном рядом,

От него ей глаз не оторвать.

И случайно встретясь с нею взглядом,

Расцвела, помолодела мать.

«Нет, это не заслуга, а удача…»

Нет, это не заслуга, а удача

Стать девушке солдатом на войне.

Когда б сложилась жизнь моя иначе,

Как в День Победы стыдно было б мне!

С восторгом нас, девчонок, не встречали:

Нас гнал домой охрипший военком.

Так было в сорок первом. А медали

И прочие регалии потом…

Смотрю назад, в продымленные дали:

Нет, не заслугой в тот зловещий год,

А высшей честью школьницы считали